Короткая история Ахтубинского исправительно-трудового лагеря подтверждает наличие серьёзных кризисных явлений в системе ГУЛАГа, однако, на наш взгляд, связаны они были не столько с проблемой подневольного труда как таковой, а с практикой использования спец-контингента на масштабных работах по сооружению крупных гидроузлов. Временный характер работ, на которых были заняты заключённые (обычно — до завершения наиболее трудоёмких начальных циклов строительства), порождал отношение к лагерям как временным пристанищам отбывающих наказание, в которых было трудно, а то и невозможно создать приемлемые бытовые условия, наладить нормальное питание и медицинское обслуживание.
Нет ничего более постоянного, чем временное. Создание необходимых условий труда и быта для заключённых было первоочередной задачей руководства Сталинградгидростроя, но решать её приходилось буквально «на ходу», так как все подготовительные работы и приём спецконтингента проводились в предельно сжатые сроки. В сентябре 1951 года Ахтубинский ИТЛ существовал ещё только на бумаге, но уже к концу декабря было организовано четыре отдельных лагерных пункта, в них было размещено почти пять тысяч заключённых, которые жили в утеплённых палатках (бараках-палатках), юртах и землянках (бараках-землянках). К началу 1953 года, когда численность заключённых достигла 26 тысяч человек, действовало 19 отдельных лагерных пунктов (ОЛП), или лагерных отделений (ЛО), в двух из них (№ 12 и № 16) размещались женщины. Большинство ОЛП располагалось в непосредственной близости от стройки — часть на правом берегу (в окрестностях Сталинграда), большинство на левом берегу Волги (в районе Верхней и Средней Ахтубы и на острове Зелёный), один (№ 6) — в городе Фролово (Волгоградская область), один (№ 14) — близ станции Сайхин Западно-Казахстанской области и один (№ 7) — в городе Пугачёве Саратовской области.
Предполагалось, что Ахтубинский ИТЛ будет в основном комплектоваться за счёт осуждённых за бытовые и служебные преступления на срок от 10 до 25 лет с остатком срока не менее 10 лет, что позволило бы избежать высокой текучести его состава. Фактически большинство заключённых лагеря имели сроки от 5 до 10 лет, а ежегодная сменяемость спецконтингента составляла около 30 процентов.
Свыше 60 процентов заключённых лагеря относились к так называемым «указникам» — осуждённым по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 года «Об уголовной ответственности за хищения государственного и общественного имущества». Почему-то многие считают, что на стройках коммунизма, в том числе и на строительстве Сталинградской ГЭС, львиную долю составляли «политические» — осуждённые по статье 58 УК РСФСР за контрреволюционную деятельность. Однако эта часть спецконтингента Ахтубинского лагеря на протяжении всего его существования не превышала 4,7–6,4 процента.
Наибольшие хлопоты Управлению строительства и лагерному аппарату доставляли заключённые, совершившие тяжёлые уголовные преступления (они составляли около 15 процентов от общей численности спецконтингента). Размещались они в основном в отдельном лагерном пункте № 5 (в районе Верхней Ахтубы). Но стремление изолировать рецидивистов и уголовно-бандитские элементы, поскольку они часто терроризировали основную массу заключённых, осуждённых за менее опасные преступления, не всегда удавалось осуществить на практике. Так, летом 1952 года комиссия МВД отмечала: «Зачастую в Ахтубинском лагере можно встретить, когда вместе размещены люди, осуждённые за имущественно-бытовые преступления, и люди, осуждённые за разбой и бандитизм».
Комиссии МВД, неоднократно посещавшие Ахтубинский лагерь, чаще всего приходили к выводу, что условия содержания в нём заключённых являются неудовлетворительными. Одна из таких комиссий записала, что многочисленные проблемы стали следствием того, что начальник ИТЛ и строительства Ф. Г. Логинов лагерем не руководит, явно недооценивает создавшегося в Ахтубинском ИТЛ и Сталинградгидрострое положения и не выполняет требования МВД СССР по укреплению режима содержания, охраны и трудоиспользования заключённых.
Конечно, Логинов как начальник Управления строительства и ИТЛ нёс персональную ответственность за положение дел в лагере. Однако в решении текущих вопросов он был вправе полагаться на внушительный лагерный аппарат, состоящий из кадровых офицеров, имеющих большой опыт работы с заключёнными. Однако довольно частые проверки ИТЛ и его структурных подразделений были вызваны жалобами заключённых на многочисленные нарушения, допускавшиеся именно со стороны руководства лагеря и ОЛП.
Например, в мае 1951 года в МВД поступила жалоба от заключённых ОЛП № 4, адресованная начальнику ГУЛАГа. В ней говорилось о целом ряде недостатков, которые, по мнению заключённых, явились следствием «безразличия к людям», «неумелой распорядительности», «неработоспособности» лагерной администрации. В частности, отмечалось:
гарантийное питание плохое;
ларёк существует только по названию, хлеба не бывает, товаров нет, продукты очень редко бывают, по 3–5 дней ларёк не работает, в нём нельзя даже зубной порошок купить;
в столовой заключённых на протяжении двух месяцев готовят кашу безвкусную, не содержится в ней той нормы закладки, которая предусмотрена калькуляцией: производятся обмеры и обвесы, это заведение тёмное, имеющее много корней злоупотреблений;
постельные принадлежности полным комплектом не выдаются, спецодеждой не обеспечивают полностью;
стирка собственного белья не организована, отсутствует камера хранения личных вещей:
баня плохо работает, людей моют один раз в три недели; в бане грязно, дезокамера не обеспечивает достаточной температуры.
Жаловались заключённые на работу санчасти и бездействие культурно-воспитательной части, на нарушения режима работы и отдыха.
Проверка жалобы подтвердила её обоснованность, в частности в докладной записке начальника орготдела ГУЛАГа подполковника Лямина отмечено, что «общее санитарное состояние коммунально-бытовых объектов и территории ОЛП крайне неудовлетворительное», «начальнику Управления Ахтубинского ИТЛ и Сталинградгидростроя тов. Логинову предложено устранить имеющиеся недостатки и обеспечить выполнение предложений комиссии ГУЛАГа»[207].
Многие проблемы организации быта спецконтингента долгое время не решались и становились типичными, о чём свидетельствуют итоги работы очередной комиссии, которые обсуждались 12 сентября 1951 года на совещании по итогам проверки состояния лагерного отделения № 1:
«В <жилых> секциях нет нужного порядка из-за неполного обеспечения жёстким инвентарём. Под матрацами можно найти носильные вещи, а продукты, находящиеся в каптёрках, заплесневели…
Большое количество контингента не имеет простыней, хотя средства для их приобретения имеются…
Пища готовится в несоответствии с меню-раскладками, раскладка не подписывается, следовательно, повара из заключённых остаются бесконтрольными и могут делать всё, что им вздумается…
Многие заключённые ходят в рваной одежде. Нет хозяйственных уголков, ремонт одежды не ведётся. Работающим на штукатурных работах спецодежда не выдаётся…
Бригады укомплектованы в несоответствии с приказом — разные статейные признаки и разные сроки. Режимные бригады работают на захламлённых и необорудованных рабочих объектах…
В обслуге работают люди на материально ответственных должностях, судимые по указу за расхищение государственной собственности…»[208]
Две серьёзные проблемы подняты в анонимном письме заключённых ОЛП № 5 Ахтубинского лагеря, присланном в декабре 1951 года в редакцию газеты «Правда». Одна, как всегда, касается питания: «Совсем плохое питание, одна баланда, но хотя бы и густая, а то совершенно одна вода и без жиров. Их мало и так дают, но в котёл не попадает, а идёт поварам на хромовые сапоги, и одёжу им блатные достают. Так и порции нормальной зеку не попадает, а кому нужно, тот живёт вовсю… И как суп густой и есть жиры, то мы знаем, что приехало начальство. Но как уехало, то снова пошло — мяса и жиров нет, и суп снова вода».