О Вашем решении прошу сообщить в Прокуратуру СССР.
Государственный советник юстиции 1 класса Г. Сафонов»[212].
Воробьёв в своих объяснительных записках всю вину за возникший инцидент пытался (как выяснилось, необоснованно) переложить на майора Зверева, утверждая, что перед МВД уже ставился вопрос о его замене «как начальника, который развалил работу отдела (режима и оперработы), вследствие чего режим в лагере находится не на должном уровне»[213].
Но сложности взаимоотношений, разлад между руководителями лагерного аппарата — это ещё полбеды. Обращает на себя внимание поведение заместителя начальника Сталинградгидростроя по ИТЛ Воробьёва, который отменил вполне разумное распоряжение Логинова, направленное на разрешение эксцесса. Дело не только в личности Воробьёва, видимо, считавшего себя единственным хозяином лагеря, для которого даже начальник ИТЛ Логинов не указ. Здесь, на наш взгляд, проявились противоречия, связанные с методами участия силового ведомства — МВД в решении народнохозяйственных задач. И эти противоречия отразились словно в зеркале в деятельности Сталинградгидростроя. Ещё в самом начале строительства Сталинградской ГЭС наметился конфликт интересов, назревавший по мере расхождения задач производственного характера, на решении которых было сосредоточено внимание Логинова и руководящего инженерно-технического персонала Сталинградгидростроя, и сугубо специфических, служебных задач, возложенных Министерством внутренних дел на руководителей лагеря и лагерных отделений, считавших для себя главным обеспечение необходимого режима содержания и охраны заключённых.
Дневниковая запись Логинова от 13 ноября 1950 года свидетельствует о том, что далеко не все офицеры лагерного аппарата связывали выполнение своих должностных обязанностей с интересами общего дела:
«В 19 часов — партийное собрание с моим докладом о задачах партийной организации. В докладе изложены общая задача строительства Сталинградской ГЭС, частная задача 1950 года, ход её выполнения, причины, мешающие выполнению, и задачи парторганизации по отдельным подразделениям. Выступили 11 человек, все выступления, кроме выступления майора Тарасова, были правильные. Тарасов рассматривает охрану как самоцель, в отрыве от производства и задач по выполнению плана. В заключительном слове я его поправил, сказал, что охрана не самоцель, а средство для выполнения государственного плана. Он взял слово для справки и по существу повторил свой тезис. Отсюда становятся понятными многие явления по опозданию с выводом рабочей силы заключённых, простои, невывод из-за отсутствия охраны и прочие мелочи»[214].
«Мелочи», о которых говорит начальник Сталинградгидростроя, вызывали большие сложности в работе стройки, наталкивающие на размышления о серьёзных системных недостатках. В дневнике Логинова есть одна показательная запись, сделанная 2 апреля 1951 года после организационно-технического совещания:
«Выступление Воробьёва, как и большинство его выступлений, носило демагогический характер. Большое количество громких фраз о революционной законности и конституции. Всё более и более убеждаюсь, что значительная часть работников системы МВД будут хорошо выступать, вносить поправки в проекты решений, активно голосовать и после этого сидеть и считать, что ими всё уже сделано… Между нашими гражданскими коммунистами и коммунистами МВД в методах работы чувствуется разница в том, что после принятия решений у нас усиливается организационная работа по обеспечению принятого решения, а у них наоборот, после принятия решения наступает успокоение. Много придётся потрудиться над перевоспитанием психологии этих людей.
Второй характерной чертой в работе от командира отделения до старшего офицера является по каждому случаю: «Я приказал», «Я приказываю», и на этом считается вопрос исчерпанным. Проверить исполнение этого приказа, организовать исполнение этого приказа не умеют, не хотят и некоторые считают ниже своего достоинства…»[215]
Как свидетельствует несколько записей в дневнике, тяжело складывались отношения между Логиновым и его заместителем по кадрам майором Завьяловым: «Отдел кадров, которым руководит Завьялов, свою работу свёл к роли чекистского сита, сквозь которое не должны просочиться люди хотя бы с самым маленьким пятном… Тысяча специалистов, направленных на стройку, получили казённый вежливый отказ, а иногда и грубый… Кроме того, Завьялов иезуитскими провокационными методами стремится втереться в доверие ко мне и вместе с этим компрометирует меня через людей, приглашённых по моей рекомендации».
Вскоре «иезуитские методы» Завьялова дали о себе знать в полной мере: он написал в МВД пространную жалобу на десяти страницах, приложив к ней 30 страниц выдержек из различных стенограмм с выступлениями начальника строительства, где, как пишет Логинов, попытался «обелить себя и обвинить меня в комплектовании аппарата за счёт моих бездарных любимцев и моей нелюбви ко всем работникам, пришедшим из стен МВД». Комиссия МВД, разбиравшаяся в конфликте, обнаружила, что у Логинова были серьёзные разногласия и с некоторыми другими руководителями в погонах. Зная непростой характер руководителя Сталинградгидростроя, нетрудно предположить, что далеко не всех устраивали его личные качества. Конечно, проблема «ненормальных взаимоотношений» между производственным и лагерным аппаратом, отмеченная комиссией МВД, сказывалась на повседневной работе. Но в сравнении с глобальными интересами стройки, которые Логинов всегда ставил во главу угла, она напоминала мышиную возню, затеянную людьми, не видевшими за деревьями леса.
Надо сказать, что руководство МВД проявило благоразумие и в 1952 году отозвало из Сталинградгцдростроя Л. Н. Завьялова и несколько других своих сотрудников, в том числе начальника политотдела Г. Я. Фарафалова, не сумевшего должным образом наладить на стройке политико-воспитательную работу. Очевидно, что на это решение повлияло резкое увеличение в 1952 году (в 2,5 раза) объёмов строительных работ. Нужно было заниматься серьёзным делом, а не мелкими дрязгами, отвлекающими и Логинова, и Управление строительства от главной задачи. Вопрос, кто кому мешает работать, не стоял: в МВД понимали, что новые масштабы строительства были по плечу только Логинову.
В самом начале строительства, пытаясь направить деятельность всех подразделений на решение основной задачи — обеспечение успешного выполнения планов строительно-монтажных работ, Логинов издал приказ, по которому начальники лагерных отделений, входящих в те или иные строительные структуры Сталинградгидростроя, подчинялись руководителям соответствующих управлений строительства. Однако этот принцип руководства оказался нежизнеспособным, поскольку распоряжения последних часто противоречили сложившейся практике содержания заключённых, инструкциям и приказам МВД, в которых далеко не всегда учитывались вопросы производственного характера, и воспринимались болезненно со стороны лагерного аппарата. И всё же подобные противоречия устранялись по мере их проявления, и в целом Управлению строительства удавалось обеспечивать вполне приемлемый уровень эффективности использования труда спецконтингента.
При комплектовании этапов, направляемых на строительство Сталинградского гидроузла, как правило, учитывались несколько факторов. Первый — физическое здоровье людей. Подавляющее большинство спецконтингента Ахтубинского ИТЛ (75–80 процентов) относилось к 1-й категории трудоспособности, допускающей использование заключённых на тяжёлых физических работах. Это позволяло добиваться довольно высокого для исправительно-трудовых лагерей показателя вывода спецконтингента на внешние работы, который держался на уровне 80 процентов, что не только соответствовало аналогичным показателям других гидротехнических строек, на которых применялся труд заключённых, но и превышало их.
Другой важный фактор, который учитывался при отборе спецконтингента в Ахтубинский ИТЛ, — наличие у заключённых тех или иных строительных специальностей. Не менее 25 процентов из них должны были иметь профессии плотников, столяров, каменщиков, штукатуров, электриков, монтажников, необходимые для работы на объектах Сталинградгидростроя.