Да еще вместе с блюдом, которое будет сготовлено из мозгов Крейна, исчезнут в животах благодарных дикарей знания о том, как проникать в злокозненные «хрональные карманы».
— А мне, Егор, кажется, что все закончится хорошо.
— Конечно, всегда кому-нибудь хорошо, да только не нам… Понимаешь, ты меня не убедил. У тебя не хватило аргументов… Но я пойду на это дело, будь оно проклято и обматерено по всей таблице умножения.
9
Нож я все-таки отхватил приличный, с широким лезвием и зубчиками, где положено. Сторговался с одним местным Рэмбо, у которого глаза в кучку из-за кокаина. Принайтовал ножик к ноге эластичным бинтом. Вдобавок снабдил себя газовым баллончиком-"пшиком". Крейн же оснастил нашу мини-экспедишку пенициллином, азитромицином и даже трихополом, а заодно стерильным перевязочным материалом. Как я ни уговаривал Сашу загнать компьютер, да приобресть в личное пользование парочку крупнокалиберных смит-и-вессонов, он ни в какую. То есть, свой настольный «Pentium-75» он загнал, но приобрел взамен еще более крутой «Pentium-80», только в виде легонького переносного ноутбука, естественно для тех же вычислительных нужд.
Из Куско мы ехали на рейсовом автобусе по извилистой дороге. В салоне одни индейцы, метисы и прочие чудаки в этом роде. Белые люди в стране Перу только на личном автотранспорте раскатывают. Неожиданно, пока я озирался на попутчиков, меня посетила мысль, что те самые «среднеазиаты», которые орудовали в Питере, Москве и Екатеринбурге очень уж похожи на здешних жителей. Тех киллеров я условно называл казахами и узбеками только из-за бедности ассоциаций.
Со мной рядом сидел дедок в драном пончо да шапке-корзинке и пожевывал какую-то травку. Он мне время от времени улыбался двумя зубами, а я на «сивильник» на всякий случай взглянул — нет ли каких-нибудь козней. Никакой явной опасности, только птички порхают — символ большой неопределенности и переформирования судьбы. Мы с дедом даже разговорились, как инопланетяне с разных планет. Он мне на ломаном испанско-кечуанском диалекте рассказывал, какие тут звери водятся и какой у них нрав — у ягуара-утурунку обидчивый и злобный, у льва-пумы замкнутый, независимый, у медведя же добродушный, хотя при удобном случае он своего не упустит, обезьянка же — трусливая нахалка.
Меня заодно мысль посетила, что род человеческий аналогично делится на хищных людей-ягуаров, гордых людей-пум, нахалов обезьяньего типа.
Я на ломаном русско-испанском задавал вопросы насчет того, кто у них в фольклоре заместо бабы-яги и кощея бессмертного. Этим вредным существом оказался некий Супай, владыка нижнего мира Супайпа Уасин.
А потом, когда мы проехали мимо большого черного камня, словно бы украшенного клыками, старичку вдруг заплохело, стал хватать он воздух и скрести руками. Автобус остановился, однако никто отчего-то не решался помочь мне вытащить дедулю на травку. Пассажиры только тараторили и махали коричневыми руками.
Наконец подошел Крейн и объяснил то, что усвоил из индейской перепалки. Дедуля-то, оказывается, колдун и поэтому люди боятся подойти к нему. Вдруг он откинет лапти. И тогда в любого гражданина, который окажется к телу со стороны темечка, войдет демон, обитавший дотоле в старичке. Ну, дребедень.
Я взял старого индюшку за руки, Крейн ухватился за ноги и мы мигом вынесли тело на лужок. Старикан то и дело тарабарил на своем языке, но я только одно слово разбирал — «уака». Это так у индейцев кличутся священные предметы, от талисманов до гробниц и целых гор.
По тропке, ведущей мимо ближайшего кукурузного поля, приплелись две старушки, им-то водитель и поручил позаботиться о колдуне. Пора было отчаливать. Неожиданно сильным движением лежащий старичок сдернул с шеи талисман, состоящий из двух когтей хищника, одного попугайного пера, а также вырезанного из малахита трехликого мужика, ну и протянул мне. Отказываться грешно, взял я презент, повязал на шею — довольно стильно — пожал перуанскому колдуну руку, тут он и отключился.
Можно было спокойно двигать дальше. Впрочем, до самого пункта назначения никаких передряг уже не случилось. Мы сошли за пару километров от Кильябамба. До самой ночи Крейн заставлял меня карабкаться по скалам, поскольку со своим хрональным компасом определял, где затаилась точка перепрыга. Когда нашарил, все уже окутала чернильная тьма и пора было устраивать привал. Ночь на южномериканской природе требовала, конечно, некоторой закалки. Выкрики птиц, вопли обезьянок, рыки неких крупных зверей, писк насекомных стай, посвистывания каких-то мелких гадов в ближайших кустах. Я себя, конечно, успокаивал: дескать, здесь мы как-никак не в джунглях, тутошняя природа не кишит смертоносными тварями и дрейфить надо поменьше.
А Саша, кстати, и не дрейфил. Он клацал клавишами на своем notebook, выясняя последние детали перепрыга. Не заметил даже змейку, которая словно прилежная ученица положила свою головку ему на колено. Я аккуратно отбросил ее ножом, но Крейн не заметил и этого. Увлекающийся товарищ.
При таком антураже я почти и не спал. А утром, вскоре после восхода, мы оказались неподалеку от края утеса-великана, с которого открывался чудесный вид на горную долину. Метрах в двух стах от нас сбегала полуводопадом речушка. Внизу проходила автотрасса. Хорошо была видна заправка «Шелл», кафешка и мотель рядом с ней. Там мы могли бы отлично переночевать, если бы не торопились на «тот свет».
— Что-то я не вижу точки перепрыга, Саша, — с надеждой произнес я.
Крейн поводил по сторонам маленьким пеленгатором, похожим на зонтик. Потом показал пальцем. И я действительно углядел метрах в трех от края соседнего утеса какое-то марево.
— Саша, марево-то прямо над обрывом. Ниже — пять метров пустоты до поверхности, ну и по каменистому склону предстоит катиться еще метров сто как колбаске. Задницу-то не обдерем?
— Надо прыгнуть в это марево. Причем, именно тогда, когда я скомандую, — упорно произнес Крейн. А затем веско добавил. — Я кое-что предусмотрел на случай падения. Одевайся — у нас в запасе всего четырнадцать минут.
Он выбросил из рюкзака пару шлемов, а также щитки для ног, рук и плеч, вроде тех, что применяются в американском футболе и хоккее.
Пришлось напяливать все это добро на себя. А сверху еще футболки и треники, чтоб доспехи были не очень заметны. Для отрыва на три метра от края утеса предстояло еще разбежаться и мощно прыгнуть.
— В темпе вальса, Егорка. Трехминутная готовность.
Я покрепче завязал шнурки на кроссовках, подтянул постромки на своем вещмешке, где не было ничего особенного, кроме свитера, пары трусов, носок и штормовки. Пакет с лекарствами и бинтами лежал в поясной сумочке, там же компас, описание магнитных поправок, карты, календари, инструкция по поиску хронального «окна», таблица времен благоприятной пульсации, а также мой «сивильник». Нож по прежнему был закреплен на ноге.
— На старт. Внимание. Марш. Всего семь секунд…
Я когда бежал, то почему-то думал, торопится ли Крейн следом за мной, но ничего не слышал, кроме собственного пыхтения, и не мог оторвать глаза от того легкого марева за краем обрыва. Вот последние пятачок тверди, попадаю на правую ногу, толкаюсь, лечу…
Ну, сейчас загремлю вниз! Неожиданно пространство передо мной разделилось на множество радужных пузырьков. Они быстро раскрошили меня на мелкие кусочки, вернее я распался на толпу почти одинаковых человечков, каждому из которых нашлось удобное место в ячейке. Вначале непонятно было, где нахожусь именно я. А вот и нашелся, в одном из бесчисленных пузырьков, устремившихся навстречу солнцу. Но и в других ячейках тоже был я. Только немножко другой, более или же менее счастливый, спокойный, удачливый, образованный, умный, женатый, сильный, слабый, с чуть иной биографией. В одном случае я даже был знаменитым писателем — в смысле, писал мемуары и предвыборные речи от имени и по поручению разных знаменитых людей…