— Я догадывался, что наш он — русскоязычный. Возможно, разведчик, из НКВД, поэтому прибыл сюда вместе с Мартином Борманом. Где же интересно сам фашист? Может, и в самом деле, в доме Супайпы?.. Ты питайся, питайся.
Она с охотой принялась за еду.
— Я тут должен отлучится, Часка. Когда вернусь, предложу тебе снова уехать. Если же я не объявлюсь через пару недель, Носач отведет тебя в какое-нибудь тихое селение.
— Если ты не против, я буду ждать тебя больше двух недель, сколько понадобится.
— Лучше расскажи все, что ты знаешь о Кориканче и прилегающих районах.
Она рассказывала, а я сверялся с тем, что видел и читал в своем двадцатом веке, в родном мире. В книжке одного полуинки-полуиспанца было рассказано, как после конкисты водопровод в Куско помаленьку развалился и на его месте образовалась канава, проходящая вдоль северной стены монастыря, возведенного на развалинах дворцового комплекса.
Я сверялся и рисовал карту. Слова Часки имели большое, может даже судьбоносное значение. Удальцы Кузьмина и Коковцова в свое время врывались в столицу, но до Кориканчи им было ой как далеко.
Естественно, я полагался не только на эти отрывочные, а возможно и недостоверные сведения. Предстояло совершить еще и воздушную разведку. Я предпочел бесшумный воздушный шар, и качество инкских тканей оказалось вполне подходящим для его изготовления.
16
В столице Уайна Капака было два водопровода. Один снабжал полезной жидкостью горожан, другой Кориканчу. Чтобы добраться до царской трубы, надо было захватить грот, в котором бил источник чистейшей воды. Грот захватить было невозможно, потому что его неустанно сторожили воины орла, вооруженные и своими инкскими «шмайссерами», и пистолетами. Раз так, надлежало воспользоваться обычным водопроводом, который, по счастью снабжал обширный резервуар в Кориканче, из которого вода поступала в фонтаны и пруды. (Из-за такого влажного способа перемещения пришлось на время расстаться с «сивильником».)
Городской водопровод представлял собой канал, выложенный снизу медными листами. Здесь было скользко и холодно, но в общем-то терпимо. Чтобы попасть в резервуар, потребовалось взорвать решетку, на что сгодилась граната. В середине водохранилища стоял «журавль», исполненный в виде водяного демона. Он черпал то одной, то другой своей «лапой» воду и подавал в арыки, находящиеся на несколько метров выше. Я уселся на «ладонь» и вскоре оказался в верхнем желобе. Хронометр показывал уже двенадцать ночи. Инки не любили темное время, поэтому этот час лучше всего годился для проникновения в Кориканчу.
Арык привел меня в тесное помещение, где работал хитрый механизм, состоящий из нескольких насосов, которые выбрасывали воду наружу. Можно было догадаться, что я нахожусь внутри какого-то истукана. Сковырнул пробочку, напоминающую глаз, и получил возможность выглянуть наружу.
Истукан, оказывается, торчал посередь фонтана, выложенного костяными плитками. Сам фонтан находился то ли в широченном коридоре, то ли в крытом пассаже между двумя домами. По крайней мере, с обеих сторон виднелись входы-выходы с фризами, украшенными идолами различной свирепости. По пассажу еще гулял народ дамского пола и возле фонтана на яшмовом бортике сидели девы в белом. Еще те девы.
Меня явно занесло в Дом Избранниц. Впрочем, вспыхнувший в крови жар вскоре угас, и не только из-за мокрой одежки. За связь с этими весталками, наполненными девственной энергией, сдирали кожу заживо, вначале с рук и ног снимали «чулки», потом с головы стягивали скальп. Я, когда совсем остыл, то подумал, что одна из девичьих фигурок, пожалуй, мне знакома. Неужели Нина Леви-Чивитта? Вот так дева нашлась. Хотя я не был уверен, однако сопровождал взглядом эту интересную фигуру, пока она не скрылась в одном из входов.
Через полчаса повсеместное хождение резко закончилось, видимо, из-за «отбоя» или ночного молебна (послышался какой-то хор), часть факелов была загашена, создав приятное затемнение. Я оживился и стал искать способ выбраться.
У истукана имелся хорошо замаскированный люк — предназначенный для доступа снаружи к механизмам. Запор поддался штык-ножу, после чего я выплыл в фонтан, а затем перебежками, от идола к идолу, направился вдоль стены.
Вот, кажется, у пятого истукана тот самый вход, куда запропастилась знакомая фигура. На фризе богиня с птичьей головой. Дальше была небольшая анфилада, которая заканчивалась светелкой, оный охраняла парочка свирепого вида изваяний, но под балдахином из чего-то серебристого почивала Нина. Пожалуй, Дом Избранниц Аклья Уасин не пошел ей во вред. Кожа, как и у всех прочих пришельцев из иного мира приобрела медный оттенок, но заодно стала более тугой, а буферочки даже как-то набрякли по местной моде.
Я подрулил ближе к балдахину. Серебристая ткань оказалась просто дымкой, исходящей из курильниц. По-моему, мою красавицу крепко накачивали наркотой по ночам. Я хорошенько втянул носом и мне даже показалось, что мимо скользнула женщина-ягуар. Опять она тут как тут.
Я тряхнул спелое плечо вроде бы знакомой женщины. Ноль реакции. Красавица явно решила быть спящей. Ну что ж, используем испытанный метод, поцелуй «рот-рот». Губы ее рефлекторно отозвались, но, в общем, результат оказался хуже ожидаемого. Тогда вариант второй — взгромоздиться на нее и облюбить. Совсем безнравственный вариант, не соответствующий общечеловеческим ценностям. А если утопить курильницы в позолоченной ванне и прилежно отхлестать красавицу по щекам?
Это подействовало. Весталка очухалась и первым делом ее глаза офонарели от ужаса, как будто в ней в гости пожаловал батальон демонов из преисподней.
— Свои, свои, — видимо, госпоже Леви-Чивитта требовался теперь какой-то пароль, поэтому я зажал ее приготовившийся заорать рот. Черт ее дери, я уже начал сомневаться, Нинка ли это.
— Хвостов, — наконец откликнулась она.
— Ну вот, очнулась.
— Хвостов, Хвостов, — повторила она, словно никак не давались ей воспоминания.
— Ну, освежи в памяти частные и общие моменты — телевизоры, колготки, самолеты, нашу с тобой автомобильную прогулочку под падающими минами, виски с тоником, компьютерные игры, встречу на катере, ночку в поезде… Вырви свои мозги из плена, включись.
Слово «Хвостов», которое сразу вызывало некоторые симпатии, все-таки обросло жизненной тканью и Нина прижала мою голову к своей груди. Кажется, левой. Тут я не выдержал и… Она не возражала. Интимный процесс показал, что Нина не утратила прежнего чутья, (а может и квалификации), но приобрела непосредственность и простодушие. Я был весьма обрадован тем, что она по совокупности баллов все-таки превосходила подозрительную Часку. Мне даже показалось, что та дамочка, которую я встретил в мире-метрополии, у Кориканчи, была неким идеализированным отражением Нины.
— С тебя сдерут кожу, вначале с рук и ног, потом с головы, — удивительно спокойно подытожила бывшая сеньора Леви-Чивитта. Да, теперь она тоже казалась весьма подозрительной.
— Я как инкогнито пользуюсь дипломатической неприкосновенностью. Однако это не главное. Тебе, конечно, прочистили мозги, но хочу напомнить, что бизнес у нас общий. Тут, в Кориканче, должен быть какой-то узелок, некий пульт управления. Я знаю, он существует — отсюда всеведение вашего Верховного Инки, его влияние на судьбу и все такое. Может, эта узловая точка находится в храме Солнца — Инти-Уаси? Ну, колись.
Нина, взяв паузу на раздумия, опровергла меня.
— Скорее уж, в Килья-Уаси, Доме Луны. Храм Солнца — это так, для государственного и гражданского культа. Если точнее, его надо назвать храмом Трех Солнц. Там алтарь Брата-Солнце, правившего в прошлом мире, что был пожран пожаром, алтарь нынешнего Господина-Солнце, чей мир погибнет от потопа, и алтарь грядущего Сына-Солнце. Его землю когда-то уничтожат чудовища…
— Я знаю последовательность веков: вначале каменный, потом кирпичный и, наконец, говняный, то есть крупнопанельный. Ты вернись к Луне, Нинуль.