Ко мне подходили Кузьмин и Коковцов. Они явно были искусаны и явно были недовольны. Я решил стать вежливым и предупредительным.
— Вижу, друзья, что вы собираетесь провести заседание штаба или даже устроить военный совет. Заранее скажу, что я не против. Только, давайте, вначале чайку сообразим.
— Похоже, нас твое мнение скоро перестанет интересовать, — зловеще произнес опухший Коковцов.
— Почему?
— Потому что мы идем не туда, — обвинил экс-сержант Коковцов.
— Опять подозрения, что меня нанял Верховный Инка в своих гнусных целях?
— А что, если да? — скупо, но веско сказал Кузьмин, который раньше всегда был на моей стороне.
— Тогда стал бы он напускать всю членистоногую гадость на нас? Эти мучительные укусы как раз свидетельствуют о том, что мы движемся туда, куда Уайна Капак не хочет. А вот когда мы наступали на столицу, захватывая селение за селением, все у нас ладилось и удавалось. Так или нет?
— Так, — вынужден был согласиться Коковцов.
— Значит, ты считаешь, что коли попрут на нас еще какие-то гады, это будет самым благоприятным признаком? — уточнил Кузьмин.
— Ты точно уловил. Сие только надо приветствовать радостными аплодисментами и криками «браво».
— Значит, Хвостов, озеро Титикака важнее для Верховного Инки, чем собственная столица?
— Опять угадал.
Я, стараясь говорить разумнее, стал объяснять, что дело не только в крепком тыле и кормовых ресурсах. Через Титикаку, мол, ползет эктоплазма и текут демонические силы из нижнего мира. И если мы их не задержим, то они прямиком попадут в наш любимый родной мир-метрополию.
Говорю красиво и убедительно, а потом смотрю, что особого контакта с аудиторией нет. Эти ребята, кажется, так до сих пор не поверили, что оказались за пределами не только Земли, но и организованного космоса, фактически в обители зла, которая готовится преподнести серьезный сюрприз нашим родным краям. Но, по-крайней мере, зубы Коковцову и Кузьмину я заговорил. И даже предложил, по крайней мере, на людях, обращаться ко мне: товарищ командарм, — для укрепления уставного порядка.
До позднего утра бойцы отсыпались за бессонную ночь, свалив свои палицы и топоры в кучу. Потом опять марш-бросок. Два часа ходьбы и карабканья по лесистой и скалистой местности, после чего мы оказались на плато. А затем впереди замаячило Нечто. Оно было похоже на громадный бутон, расположившийся в углублении, имеющем много общего с кратером. Над бутоном виднелось багровое сияние. Мало кому из нас захотелось встретиться с этим неприятным образованием и мы свернули влево.
Еще час все менее бодрого топания и впереди показался тот же бутон, только полуоткрытый и лежащий прямо на поверхности земли. Да еще граница багровых сумерек проходила гораздо ближе, а пестики с тычинками монструозного цветка напоминали внешние органы захвата пищи. Еще поворот и час утомительной ходьбы, но, в итоге, багровые сумерки повисли над нами, вымотавшимися и отчаявшимися, а цветок напоминал уже десятиэтажный дом на столбе, пестики же с тычинками — хищный злодейский рот со множеством челюстей и острых хоботов. Ловушка, иначе не назовешь.
«Сивильник» упорно показывал мнимую опасность. Однако несколько отважных бойцов, неосторожно приблизившихся к бутону, были насажены на пестики, а затем сунуты в жующие тычинки. От такого опыления цветок страсти заполыхал алым цветом. А с другой стороны багровых сумерек виднелись громадные тени марширующих воинов — это, пожалуй, были мы сами, только в прошлом.
Цветок из дрессированной эктоплазмы сжимала время, превращала его в пространство. Из-за этого при движении в любую сторону мы неизбежно проваливались к центру ловушки. Эх, сейчас бы Крейна сюда, он бы поразмышлял насчет девятимерных нитевидных стрингов, для которых и время, и пространство — всего лишь два проявления одного измерения.
На вершине цветка уже воссела торжествующая Чаупиньямки, на этот раз она была вполне прекрасна и напоминала Веру. И стройностью, а румянцем ланит, и тугой бархатистостью кожи, и яркостью глаз.
Я попробовал себя сдерживать и не психовать. Тут меня и осенило: деревья-то, которые здесь как-никак растут, вовсе не попадают к пестикам и тычинкам страшного цветка на закуску… И потому именно, что не движутся, а торчат на одном месте. Я предложил всем соратникам сесть, передохнуть и перекусить, то есть, просто прекратить перемещение. И в самом деле, через час стало заметно, что цветок помаленьку удаляется, а багровые сумерки рассыпаются и превращаются в тающие серебристые нити. Соответственно и мой авторитет, как командующего, укрепился в результате чудесного избавления. Кто-то даже назвал меня «товарищем командармом», а одна индейская колдунья (непонятно, как она прошла отборочные соревнования) расцеловала и предложила срочно разделить с ней ложе.
Я сказал ей, что после победы — обязательно, и стрельнул у кудесницы табачку, а потом мы снова двинулись в путь. Когда заночевали в своих гамаках, нам оставалось совсем немного до горной дороги. Деревья в районе стоянки росли реже, меньше было налеплено мха, лишайников и меньше свисало лиан. Однако народ уже боялся — на блок-посты солдатиков загоняли рукоприкладством и поджопниками. При том на каждом посту сидело по бойцу из числа тех, кто «спустился» из верхнего мира, с автоматом и гранатами. Пришлось и мне, отставив свой генеральский статус, идти на боевое дежурство с «калашниковым» в руках. Взял с собой адъютанта Носача с самодельной винтовкой и еще пару индюшек.
Вначале все спокойно текло, я даже погрузился в полудрему, в которой грезил, как бы все могло у меня удачно сложиться с Ниной или с Чаской, если б не закодировал их преступный Уайна Капак. А потом, перед тем как всхрапнуть, почти случайно чиркнув взглядом по лесу, заметил в лунном свете какие-то тени. Я сразу мог бы дать честное пионерское, что это — ягуары, целое семейство. Они двигались, то очень медленно, то мгновенно перемещаясь с места на место. «Сивильник» сразу сделал подсказку, да впрочем я и так догадывался — это нападение «дрессированной» эктоплазмы.
Хотя было скудно по части света, я заметил как посерели и обмякли мои индейчики. Демоны предъявили нам не только эктоплазменных ягуаров в большом количестве, но еще размочили наши души водой страха и отчаяния. Я приладил автомат и думал было стрелять, но тут понял, что порождениям «сырой» материи вряд ли много вреда нанесу, а вот весь лагерь ввергну в панику со всеми вытекающими последствиями. Но влупил очередью кто-то другой — с соседнего поста.
Пришлось присоединиться и мне. Шагах в пяти возникла оскаленная морда, в которую я и пустил пули. Зверюга натурально дернулась и затихла, уронив голову в лужицу крови. И тут я заметил, что ягуары уже позади меня, и некоторые из них имеют подозрительные человекообразные очертания. Проклятая индейская фантазия! Это она превращает эктоплазму в сущих монстров.
Над лесом шагало божество с головой ягуара. Оно проникало в каждый мозг, окольцовывало органы чувств, пичкало своей устрашающей пропагандой центры восприятия, захватывало психическую ось и забирало энергию сдвига.
Сзади раздались хоровые вопли ужаса, мимо моей головы свистнул каменный шар, наудачу пущенный каким-то пращником. Ягуары, полуягуары, четвертьягуары и прочие ягуарантропы шли в психическую атаку, нападая с разных сторон, возникая там и сям, обретая вещественность, когда им нужно. Кое-кто из них пользовался таким нехитрым оружием, как заостренные колы и дубье.
Пару моих выстрелов — и я уложил двух хищных монстров. Второй ягуарантроп чуть не засадил кол мне в пузо, я еле успел воспользоваться автоматом как палкой. Но все равно злой чудик напрыгнул на меня, на автомат легли лапы хищника, причем с заметными пальцами, неизгладимое впечатление производили здоровенные когти, с клыков капала слюнка, пятнистая и шерстистая морда лица не внушала симпатий. Я понимал, чем рискую, поэтому выдержал натиск, а затем потянул на себя и поддал злыдню ногой снизу, чтобы он кувыркнулся через меня. И, в итоге, шарахнул его прикладом по черепу.