Когда мы с Боджо получали на вешалке наши шляпы, в клубе уже почти никого не осталось. Только в читальне все еще торчали четыре старых джентльмена — они могли бы быть ровесниками моему отцу, если бы он еще жил. Джентльмены сидели в мягких, обитых черной кожей креслах, перебирали газеты, и я слышал, как один из них проворчал:
— Во всем виноваты Вильсон и Лига наций.
На улице Боджо снова взял меня за руку.
— Да-с, — сказал он. — А ведь жизнь-то штука невредная, правда?
— Как это понимать — невредная? — спросил я.
— Именно так, как я сказал. В чем дело? Ты чем-то недоволен?
— Да нет, просто думаю. До сих пор я как-то не отдавал себе отчета, что мы живем так давно.
— Черт возьми, что с тобой? — снова удивился Боджо. — Откуда у тебя такие мысли?
— Они пришли мне в голову за столом. Никогда не думал, что мы уже так стары.
— Ну и разговорчик ты затеял. Не так уж мы и стары.
— Положим. Каждому из нас лет по сорок семь.
— Это еще не старость. Возраст человека определяется не цифрой прожитых лет — она ни о чем не говорит, а тем, как человек себя чувствует. Я, например, чувствую себя ничуть не хуже, чем раньше. И ты, я уверен, чувствуешь себя не хуже. Но я догадываюсь, что ты имеешь в виду. Остальные, кто обедал с нами, действительно выглядят ужасно. И только потому, что не заботятся о себе, пренебрегают физическими упражнениями, много нервничают.
— А может, обстоятельства заставляют их нервничать?
— И все равно не нужно нервничать. Взгляни на меня. Я никогда не нервничаю.
Боджо еще сильнее сжал мою руку и пошел быстрее, делая широкие, пружинистые шаги, словно молодой, полной грудью вдыхая влажный весенний воздух. Перед станцией метро по-прежнему стояла толпа — моряки, болтавшие с девушками в узких шелковых платьях, два-три газетчика, слепой, старуха, кормившая голубей хлебными крошками из коричневого бумажного кулька.
— Вот уж чего у меня не отнимешь, — снова заговорил Боджо, — это умения расшевелить людей, заставить их работать.
— Что верно, то верно. У тебя на это прямо-таки дар.
— Просто умение найти правильный подход к людям. Теперь наши ребята будут работать до седьмого пота. Большое все-таки дело — дух студенческого товарищества. Он заставляет забывать о себе. Если ты хочешь быть счастливым — забудь о себе…
На Вашингтон-стрит газетчики, стоя перед щитами с перечнем новостей, выкрикивали заголовки телеграмм. Их голоса заглушали шарканье многочисленных подметок о тротуары: «Подробности заседания английского правительства…», «Новые факты о женщине, сгоревшей в Брэйнтри…»
— Забавно будет, если снова все начнется, — заметил я. — Время-то года почти то же самое.
— Чепуха, — решительно заявил Боджо. — Не забивай себе голову всякой ерундой.
Контора Боджо находилась в просторном, заново отделанном помещении. У стола за невысокой перегородкой сидел мальчик. Боджо подтолкнул меня, и я оказался впереди.
— Заходи, заходи, — настойчиво предложил он.
— Хорошо, я зайду, но, честное слово, времени у меня в обрез.
— Заходи, заходи! Всего на минуточку. Речь идет о жизнях.
— Ты хочешь сказать, о биографиях студентов нашего выпуска?
— Что с тобой сегодня? — удивился Боджо. — Или я, по-твоему, говорю на каком-то иностранном языке. Заходи и взгляни.
Боджо открыл дверь в длинную комнату. Вдоль стен стояли столы, заваленные бумагами и письмами на форменных бланках. Тут же трещали на машинках две машинистки.
— Послушай-ка, — сказал я. — Ведь до нашего юбилея еще больше года, если я не ошибаюсь?
Боджо хлопнул меня по плечу.
— Ну вот ты и заговорил! — воскликнул он. — Но нельзя же допустить, чтобы юбилей захватил нас врасплох. Сейчас самое время начинать подготовку.
Я все еще не понимал его.
— Но какое отношение к нашему выпуску имеют все эти документы и фотографии?
— Наконец-то и до тебя начинает доходить, — довольным тоном проворчал Боджо. — Конечно, наш выпуск тут ни при чем, это студенты предыдущего выпуска — они отмечают свою двадцать пятую годовщину в нынешнем году. Секретарь этого выпуска работает здесь, в конторе (ты знаешь его, Джейк Мик), и все это хозяйство принадлежит ему, но девушки, которые на него работают, кое-что делают и для нас. Вот познакомься: мисс Фернкрофт… мистер Пулэм. Мисс Джозефе… мистер Пулэм…
Девушки повернулись ко мне на своих вращающихся стульчиках и улыбнулись.
— Да, но я-то что должен делать?
Боджо снова шлепнул меня по плечу, на этот раз так сильно, что я чуть не свалился.