— Нет, спасибо, в другой раз, — ответил я гардеробщице и вышел на улицу, где высились кирпичные дома, построенные еще в те дни, когда только что начинали осваивать эту местность по берегам бухты Бэк-бэй.
Прошагав полквартала, я зашел в аптеку и по телефону-автомату позвонил в «Комнату фараонов». Так будет лучше, благоразумнее, чем встречаться с Мэрвин.
— Будьте любезны, — сказал я, — передайте миссис Джон Рэнсом, что звонили от мистера Генри Пулэма и просили сообщить, что непредвиденные обстоятельства задерживают мистера Пулэма на службе. Он очень сожалеет, что не может встретиться с миссис Рэнсом.
Оказавшись снова на улице, я почувствовал, что ко мне возвращается хорошее настроение. Я чуть было не сделал глупость, но вовремя остановился. Теперь мне не нужно было что-то скрывать от Кэй, кроме того, я мог сейчас пройтись пешком и пораньше вернуться домой, поскольку нам предстояло отправиться в гости. Мэрвин не следовало мне звонить. В течение последних лет я не раз бывал в Нью-Йорке, но ни разу ей не звонил; Мэрвин не следовало и спрашивать меня, счастлив ли я.
Сейчас лучше всего было бы пойти в клуб и сыграть партию в сквош с инструктором игры Гэссом, даже если бы пришлось ожидать очереди. Хорошая партия с Гэссом все поставит на свое место, пусть даже из-за этого мне придется опоздать домой.
4. Мы отправляемся на обед
Дома, едва притворив за собой дверь, я уже в вестибюле почувствовал запах газа. Хотя пахло не так уж сильно и не было необходимости раскрывать настежь двери и окна, все же не оставалось сомнений, что недавно нанятая Кэй кухарка не чувствовала утечки газа из контрольной горелки. Дверь в столовую в конце холла была раскрыта, и на буфете в стиле ампир я увидел серебряную посуду. На не покрытом скатертью столе из красного дерева Элин расставляла два прибора, из чего я заключил, что Глэдис, вероятно, решила воспользоваться нашим отсутствием и пригласила на ужин свою лучшую подружку Гертруду Каунтер — девочку с торчащими изо рта зубами. Битси, черный кокер-спаньель, любимец Глэдис, сбежал с лестницы и тявкнул на меня. Это был дурак, настолько породистый, что у него совсем не оставалось ума, хотя все твердят, что для детей нет собаки лучше, чем кокер. Он надоел мне до чертиков, потому что каждое утро перед тем, как идти на службу, и каждый вечер перед тем, как лечь спать, я должен был выводить его на прогулку вокруг нашего квартала, какая бы погода ни стояла на дворе.
— Заткнись! — сказал я.
Битси «заткнулся» и поплелся в столовую, а я пошел наверх.
Кэй сидела в углу гостиной около своего письменного столика и разговаривала по телефону.
— Гарри, — обратилась она ко мне, — тебе надо поторапливаться, понимаешь? Поторапливаться! Ты страшно запоздал.
— У нас еще вполне достаточно времени, если только из прачечной доставили мои сорочки.
— Элин искала твои запонки, но не могла найти.
— А разве их нет в маленькой круглой коробочке на шифоньерке? Не в квадратной, а в круглой.
— Нет… Алло, это ты, Грэйси? Дорогая, я сожалею, что мне пришлось умчаться так рано. Как прошло?
— Кэй, — сказал я, — если эта девица снова отправила мои сорочки в прачечную вместе с запонками…
— Уж не хочешь ли ты сказать, что она опять подавала бутерброды из сухого печенья с рыбой?
— Кэй, — снова сказал я, — отправила она мои запонки в прачечную или не отправила?
— Да замолчи же ты! — прошипела Кэй. — Это я с Гарри, Грэйси. Обычная история с запонками… Ну, если она так умна, то почему же, по-твоему, она вечно молчит? Только ходит да звенит своими индейскими побрякушками. И старается передвигаться бесшумно, потому что во всем подражает индейцам.
— Кэй, — опять подал я голос, — может, ты поговоришь с Грэйси как-нибудь в другой раз?
— Да замолчишь ли ты наконец, Гарри? — воскликнула Кэй. — Если она снова съездит туда в будущем году, то уж наверняка кончит тем, что усядется где-нибудь в уголке и будет колотить в барабан, — и Кэй захихикала.
Я сел, закурил сигарету и посмотрел на картину Иннеса[5], повешенную над камином, затем на изгрызенный Битси угол ковра и на груду книг, брошенных на стол у окна. С нашей гостиной вечно творилось что-то неладное. Стульев и кушеток было много, а расставить их как нужно мы не умели, так что в одном месте могло сидеть сразу не более трех человек. Сейчас комната имела какой-то запущенный, унылый вид, словно чувствовала, что мы уходим в гости.