Гэс получал жалованье за свой энтузиазм.
— Пожалуйста. Давайте сыграем. Начинайте.
Снова со свистом полетел мяч. Сквош — темпераментная игра, она способна встряхнуть вас лучше и быстрее, чем любая другая. Гэс пытался оттеснить меня к стенке, я же старался вернуться к месту подачи. Мэрвин Майлс, наверное, забыла меня и, конечно, решит, что я либо пьян, либо сошел с ума.
— Четырнадцать двенадцать! — крикнул Гэс. — Конец. Пошли переодеваться.
Я понимал, что должен выбросить из головы свои мысли, иначе и в самом деле сойду с ума.
Я был весь мокрый и с трудом переводил дыхание, когда стаскивал с себя тенниску.
— Спасибо, Гэс. Мы сыграли замечательно.
— Спасибо и вам, мистер Пулэм.
Я встал под душ, до предела отвернул кран и едва не задохнулся, когда на меня обрушились струи холодной воды. Но я не сдвинулся с места, пока не начал замерзать. Только тогда я вышел из-под душа и сразу почувствовал, как стремительно побежала кровь по моим жилам. Обсыхая перед камином, я наслаждался ощущением приятной усталости и облегчения. Поджидавший меня мистер Бумер немедленно принялся рассказывать, как иэльцы на половине дистанции вырвались на корпус вперед и еще больше усилили темп. Потом, без всякого перехода, он спросил, не откажусь ли я от стакана мартини, и я ответил, что не откажусь, хотя по-прежнему был здесь только наполовину. Часы показывали четверть восьмого, то есть время, когда плата за междугородные переговоры взималась по льготному тарифу. Глупо, но почему-то именно льготный тариф пришел мне на ум в ту минуту.
— Команда в лодке подобралась замечательная, — долетал до меня голос мистера Бумера. — На воде люди быстро становятся настоящими друзьями.
Я посмотрел на голову лося, висевшую над камином, и откашлялся.
— Льюис! — крикнул я. — У вас есть телефонный справочник Нью-Йорка?
— Есть прошлогодний, мистер Пулэм.
— О, — заметил мистер Бумер. — Вы хотите позвонить в Нью-Йорк?
Я снова откашлялся.
— Да. Мне нужно позвонить.
Не могу понять, почему мне показалось, что я делаю что-то нехорошее, сообщая ему, что собираюсь позвонить в Нью-Йорк. Страницу за страницей листал я телефонный справочник. Его звали Рэнсом, Джон Рэнсом, служебный адрес — Бродвей, квартира — Парк-авеню, телефон Рейнлендер четыре… Теперь, после того как я сказал, что хочу позвонить в Нью-Йорк, мне уже нельзя было отступать.
— Льюис, — попросил я, — принеси мне еще стакан мартини.
— Вот это правильно, — одобрил мистер Бумер. — После нового стакана мартини разговор с Центральной телефонной станцией пойдет куда лучше.
Я чувствовал, что не смогу зайти в телефонную кабину, если не выпью еще одного стакана, но в конце концов, что особенного я собирался сделать? Всего лишь позвонить в Нью-Йорк своей старой приятельнице. Ее телефон — Рейнлендер четыре…
— Поставь мой стакан на стол, Льюис, — распорядился я. — Сейчас я вернусь.
Ее телефон — Рейнлендер четыре… Я уже был в кабине в вестибюле и набирал номер телефона междугородной. Отступать было поздно.
— Нью-Йорк-сити, — сказал я. — Рейнлендер четыре…
— Не отходите от телефона, — ответила телефонистка. Затем послышались короткие гудки. — Нью-Йорк, Рейнлендер четыре…
Предположим, она дома, но что — о боже милосердный — я скажу ей? Как объясню, зачем позвонил? Если я спрошу только, как она поживает, ей покажется, что я сошел с ума.
— Нью-Йорк на проводе, — сообщила телефонистка. — Бостон вызывает Рейнлендер четыре…
— Алло, квартира мистера Рэнсома, — услышал я звучный, мягкий голос.
Должно быть, отвечал камердинер. Ведь Мэрвин говорила, что она обязательно заведет камердинера.
— Дома миссис Рэнсом? — спросил я.
— Миссис Рэнсом обедает.
Я с облегчением перевел дух.
— Ну что ж, если она обедает, я не буду ее беспокоить.
— Как мне доложить, кто звонил, сэр?
— Не важно. Я не хочу беспокоить ее, — ответил я и повесил трубку.
Затем я вынул носовой платок и вытер лоб. Мне припомнилось, как я почувствовал себя однажды в кресле зубного врача, когда мне дали дозу анестезирующего газа. Вначале все перед моими глазами подернулось туманом, потом мне в голову полезли всякие нелепые мысли, но неожиданно сознание прояснилось, и я обнаружил, что нахожусь в кабинете зубного врача и что врач склонился надо мной.
— Надеюсь, вам было не очень больно? — спрашивал он.
Точно такое же ощущение появилось у меня, когда я вышел из телефонной кабины. Теперь все было позади, я сделал то, что собирался сделать, — позвонил ей. Все было позади, и я мог не ломать себе голову, как еще несколько минут назад. Это никогда больше не повторится. Я сразу почувствовал себя прекрасно. Мои мысли вернулись к тому, чем сейчас занята Кэй, какие новости о войне передаются по радио. Стакан мартини ожидал меня на столе в большой комнате.