— Неужели ты говоришь серьезно? — не мог не удивиться я.
— А ты? — ответил он вопросом на вопрос.
— Видишь ли… более или менее. Конечно, все мы встретились по чистой случайности, и все же для многих свой выпуск кое-что значит. Он дал нам многое.
— Да? Что же именно?
— Как тебе сказать? Это трудно выразить, но у нас, например, были совместные переживания.
— Какие же? И почему я должен обязательно извлечь что-то полезное из каких-то «совместных переживаний» с каким-то Боджо?
— Ну, ты-то совсем другое дело. А я знаю Боджо всю жизнь. Когда Боджо захочет, он может быть очень мил. По-моему, Боджо не нравится тебе главным образом потому, что он откровенен.
— О неприятных людях в их оправдание всегда говорят, что они откровенны. Боджо заслуживает хорошего пинка.
— Ты повторяешься.
— И еще повторю то же, потому что мне нравится так говорить, я получаю от этого удовлетворение. Вот посмотришь, когда-нибудь его все же… пнут как следует.
— Нет, нет! — перебил я. — Не верю. А если это и случится, то Боджо все равно не почувствует пинка.
Биль начал смеяться. Я всегда радовался, когда удавалось рассмешить его. Биль смеялся так, что у него вздулась рубашка на груди, а некоторые из присутствующих замолчали на полуслове.
— Эй! — окликнул нас Боджо из противоположного угла комнаты. — Над чем вы гогочете?
— Да вот Гарри говорит, будто у тебя такой толстый зад, что ты даже не почувствуешь, как тебя пнут.
Боджо на мгновенье задумался, а потом тоже захохотал.
— Приходится приспосабливаться к людям, — продолжал я, — если знаком с ними всю жизнь, живешь в одном городе и наши жены учились вместе. А тут еще мы с Боджо принадлежим к одному и тому же клубу.
По правде говоря, мы с Боджо никогда не сидели в клубе за одним столом, потому что он обычно обедал со старым мистером Блевинсом — главой фирмы «Лоу стрит ассошиэйтс». Если мы и встречались время от времени в клубе, то лишь внизу, в туалете, куда спускались помыть руки.
Не знаю почему я так много говорю о Боджо Брауне. Должно быть, потому, что без этого трудно было бы понять мои отношения с Билем.
Признаться, меня очень удивило и обрадовало, когда Боджо позвонил мне и пригласил позавтракать в «Даунтаун клаб». Мы давненько не завтракали вместе и теперь я ломал голову, чем вызвано его приглашение.
Мы так привыкли называть его Боджо, что когда мисс Ролло сказала мне, что по телефону номер три меня спрашивает какой-то мистер Браун, я даже не сообразил, о ком идет речь.
— По-моему, он хочет разговаривать с вами персонально, — доложила мисс Ролло.
Так могла выразиться только мисс Ролло. Она работала в конторах пятнадцать лет, была уроженкой Ист-Челси, все еще жила с матерью, но иногда по-прежнему пугалась телефона.
— А какое-нибудь другое имя он не назвал? — поинтересовался я. — Фамилия Браун ничего не говорит мне. Браунами хоть пруд пруди.
Мисс Ролло поправила пальцем пенсне, вечно ухитрявшееся сползать на кончик носа.
— Попытаюсь уточнить, — ответила она.
Минуту спустя мисс Ролло снова подошла ко мне. К этому времени я уже почти забыл о телефонном звонке какого-то Брауна, просматривая список акций миссис Гордон Шрюсбери и размышляя, не лучше ли продать «Атчисона». Не далее чем вчера Родней Грехэм сказал, что они намерены избавиться от всех акций «Атчисон» своих клиентов — не потому, что акции упали в цене, а потому, что у железных дорог якобы нет никакого будущего.
— Его зовут Лестер, — сообщила мисс Ролло.
— Я такого не знаю. Что ему нужно?
— Он хочет переговорить персонально с вами и, как мне кажется, знает вас. Возможно, это один из ваших партнеров по игре в сквош[2].
— Что, что?
— Кто-нибудь из тех, с кем вы играете в сквош, — повторила мисс Ролло, — а может быть, это один из участников чемпионата.
— Ну, не важно, — прервал я ее. — Что ж, я поговорю с ним.
Я пересек комнату и подошел к столу, на котором стоял телефон номер три.
— Да. Кто говорит? — спросил я и сразу услышал голос Боджо.
— Гарри, это ты? — сказал он. — Что с тобой? Говорит Боджо. Боджо Браун.
— Здравствуй, Боджо. Как поживаешь?
— Черт возьми, что там с тобой? Ты что, настолько занят, что не можешь разговаривать?
— Нет, почему же. Просто у нас тут произошла маленькая путаница. Мне не назвали твое настоящее имя. Как живешь, Боджо?
— Чудесно. А ты?