- Будем надеяться, что кто-нибудь из ваших соседей в это время не спал, – сказал Пётр Иванович.
И Серёгин с Сидоровым пошли по квартирам. В доме было всего двенадцать квартир. Их обитатели крепко спали в тёплых постельках, и добудиться их оказалось делом не из лёгких. Людям не очень нравилось, когда их поднимал среди ночи звонок, или стук в дверь, в квартиру вваливалась милиция и начинала задавать вопросы. Одни злились и ругались, другие пугались, и мямлили, но никто из них ничего не видел.
- У меня – бессонница, но я пью снотворное и сплю, как убитая, – сказала одна пожилая женщина, жившая на втором этаже.
А в другой квартире, вообще, из-за закрытой двери послышался сонный старческий голос, который лаконично сообщил:
- Макулатуры нет! – потом – удаляющиеся шаркающие шаги.
Дальше продолжать разговор с этим субъектом не представилось возможным.
- Какая ещё макулатура, старый пень! – рассердился Сидоров, и они с Петром Ивановичем стали спускаться по лестнице вниз. Подъезд был чистенький, ухоженный. Никаких некрасивых слов – стены сверкали свеженькой побелкой. Входная дверь была покрашена, и Сидоров чуть не вмазался в свежую краску. Отпрыгнул в последний момент, когда рукав его куртки уже коснулся двери.
Не успели милиционеры выйти из дома, как Петров – тут как тут, со своим любимым вопросом: «Ну, что?». Пётр Иванович только вздохнул и покачал головой.
В соседнем доме повезло не больше. Сонные жители обижались на неожиданные визиты, со сна не могли понять, в чём дело. Из одной квартиры на весь дом раздавался мощный, рычащий со свистом, настоящий «молодецкий» храп. В эту квартиру Пётр Иванович и Сидоров даже и не пробовали стучать – всё равно этого храпуна до утра не растолкаешь. А тётенька, что жила этажом выше, не открывая двери, пообещала... вызвать милицию. Но когда осознала, что милиция уже к ней пожаловала, долго извинялась, а потом рассказала, что слышала, как со двора выезжает машина.
- В котором часу это было? – спросил Серёгин.
- Ох, – охнула тётенька. – Я сквозь сон, так, слышала, а потом – заснула. А сейчас вы меня разбудили. Не могу вам сказать, сколько времени прошло...
- Ночью бесполезно обходить квартиры, – прохныкал Сидоров. – Одни спят, другие – ругаются... Может, утром попробуем?
Пётр Иванович покачал головой.
- Утром поздно будет. Машину уже не найдём.
- Я дал гаишникам план-перехват, – сказал Сидоров. – Послал ориентировку. Может, успеют?
- Поздновато, наверное. Часа два уже прошло, не меньше. Та женщина, соседка, сказала, что слышала, как отъезжала машина, а потом заснула. Фаза глубокого сна, обычно, начинается с двух – трёх часов ночи. А за два часа можно не только сбежать из города, но и продать машину. Надо возвращаться и проверить сводки, не было ли других, похожих, угонов.
Разговаривая, Пётр Иванович и Сидоров совсем забыли про Петрова. В это время хозяин машины бродил тихонечко в сторонке. Но потом не выдержал и перебил рассуждения милиционеров:
- А мне что делать?
- А вы идите домой, – ответил Серёгин. – И не беспокойтесь.
- Как же не беспокоиться? – заволновался Петров. – На чём же я теперь на работу ездить буду?!
- Найдётся ваша машина, не переживайте вы так, – успокоил Петрова Сидоров.
Петров нехотя поплёлся домой.
====== Глава 4. Странные дела. ======
По возвращении в райотдел милиционеров ждал ещё один сюрприз. В дежурной комнате сидела полная блондинка средних лет. Она была чрезвычайно взволнована и громко рассказывала дежурному, сержанту Усачёву, про то, как какая-то машина сбила человека.
- Пётр Иванович, – сказал Усачёв, оторвавшись от протокола. – Похоже, это касается вашего угона, – и протянул протокол Серёгину.
Пётр Иванович взял и пробежал записи глазами. Не понял больше половины: у Усачёва был страшно корявый почерк.
- Хорошо, – сказал следователь женщине. – Пойдёмте в кабинет.
- Угу, – кивнула она. И неожиданно легко для своей грузной фигуры спорхнула со стула и охотно потопала вслед за Серёгиным и Сидоровым.
Женщину звали Антонина Казимировна. Работала она детским врачом в первой поликлинике.
- В котором часу произошло ДТП? – задал очередной вопрос Серёгин.
- Где-то в половине третьего утра, – ответила она. – Я по профессии – врач, я вам уже говорила. А у моей подруги заболел ребёнок, Костенька, хороший мальчик, во втором классе учиться. Она его водила вчера на карусели, а он без свитерка был, и простудился там. Температура подскочила – тридцать девять и два – ужас! Мне пришлось всю ночь просидеть у подруги. А сейчас, слава Богу, – Антонина Казимировна перекрестилась. – Температура спала, и я пошла домой, лекарство принести. У меня осталось немного детского «Панадола» – я его назначаю при простудах, и тут – бух! – и сбили того беднягу.
- Понятно, – тихо сказал Серёгин, оглушённый свалившимся на него обилием информации вместо короткого ответа в одно предложение. – А как выглядела машина?
- Белая... Отечественная, – свидетельница замялась. – Извините, я в моделях не разбираюсь.
- Так, белая... А откуда она выехала?
- Ну, я проходила, кажется, мимо двадцать восьмого дома. Кстати, я там, рядом живу, в тридцатом. И вот, я шла-шла мимо дома, – Антонина Казимировна сильно волновалась, рассказывая. Она всё время теребила свои крупные янтарные бусы. – А там двор такой тёмный... Раньше, помню, фонарь горел, а теперь нет: хулиганьё разбило. Их тут много, дурачков. Так вот, я иду, и вдруг эта машина ка-ак вылетит с того двора! Свернула на Овнатаняна, а там как раз человек какой-то переходил. Машина его сбила и – умчалась. А я – сразу за телефон – скорую помощь вызвала. Этого горемыку увезли в больницу, а я сразу же к вам, в милицию, побежала.
- А в какую сторону потом уехала машина? К центру, или к Макеевке? – спросил Сидоров.
- К центру, к центру! – закивала Антонина Казимировна. – Туда, «наверх»!
Пётр Иванович всё тщательно записал, и, проверив, сказал:
- Спасибо, Антонина Казимировна. Думаю, вы больше не понадобитесь.
- Не за что, – улыбнулась Антонина Казимировна. – До свидания!
Женщина встала и пошла к двери. В своём цветастом платье она очень напоминала большущего пёстрого махаона. Когда Антонина Казимировна открыла дверь, та издала пронзительный скрип.
- Опять петли проржавели... – пробурчал Серёгин.
- Пётр Иванович, – сказал Сидоров. – Насчёт дорожного происшествия. Я знаю одного типа, такой странный чувачок. Он всё вампиров в парке и в балке ищет. Может, он видел что-нибудь. Он там ходит постоянно, играет то в Ван-Хельсинга, то в Антона Городецкого. Хи-хи…
Пётр Иванович пожал плечами. Он не очень-то доверял всяким там «вампироловам». И абсолютно не верил в вампиров. Но в такой ситуации любой свидетель был на вес золота.
- Ладно, тащи своего «Антона», – согласился Серёгин, подшивая в папку протоколы.
Сидоров достал из-за пазухи мобильник. Нащёлкал номер.
- Хэллоу, Миха! – гаркнул сержант в трубку. – Подгони ко мне на базу сейчас, о’кей?
Миха на том конце, видимо, испугался.
- Да ты не дрейфь, Михася, не заметут! – успокоил его Сидоров. – Просто побазарить надо…
Сержант ещё долго разговаривал с другом на молодёжном сленге. Потом спрятал телефон и заявил:
- Сейчас, он подъедет. Только вы не бойтесь, он в «доспехах» своих будет – «дежурит»!
Серёгин хохотнул и сказал:
- Ничего, посмотрим на твоего «Ван-Хельсинга»!
Сидоров вышел встретить Миху во дворе. Через десять минут вернулся. За ним плёлся Миха – «Ван-Хельсинг». Выглядел он действительно странно. На нём был камуфляжный костюм и такая же кепка. За спиной болтался болотного цвета рюкзак. А с шеи свисал большой армейский бинокль, фотоаппарат-полароид и ещё какая-то штуковина, напоминающая прибор ночного видения. Миха был подпоясан поясом-патронташем, из которого вместо патронов торчали туповатые деревянные (осиновые, ли?) колья. А его кепка была утыкана неохолюзными ветками с подвявшими кленовыми листьями. Возраст Михи был непонятен: на его подбородке, лбу и щеках красовалось по три жирных чёрных полосы, нарисованные, по всей видимости, пальцами. Дополняли картину большие, толстые круглые очки. Миха был близорук. И – чрезвычайно растерян. Войдя, он даже забыл поздороваться. А только озирался и глуповато моргал из-за очков испуганными голубыми глазками.