- Сидоров, приведи-ка Ведёркина, – сказал Серёгин.
Сидоров вышел, и через несколько минут появился, ведя перед собой Ведёркина. Ведёркин старался не смотреть ни на Гарика, ни на Серёгина.
- Стёпка… стукач! – прошипел Гарик и поднялся, было со стула, но Сидоров его снова усадил.
- Ну что, это тот Гарик? – спросил Пётр Иванович у Ведёркина.
- Да, да это – он, – подтвердил Ведёркин, а потом, обратившись к Гарику, запричитал:
- Гарик, тебе лучше сознаться, лучше рассказать… пожалуйста, так будет лучше…
- Ну, так для чего вы просили Ведёркина угонять машины? – повторил вопрос Серёгин.
- Я не могу сказать, – заскулил Гарик. – Они меня убьют… Шеф и так уже хотел меня убрать, а если… Если я вам проболтаюсь, то я не знаю, что со мной будет…
- Не бойтесь, не убьют, – сказал Пётр Иванович. – Здесь, в милиции вы под защитой закона. Можете всё рассказать.
- Ладно, хорошо, расскажу, только… я, правда, в безопасности?
- Правда, правда. Так, для чего вам понадобилась машина?
- С помощью этих старых развалюх люди шефа проворачивают свои дела.
- Какие дела?
- Козлов убирают, а потом бросают машину, где попало.
- Каких ещё «козлов»? – спросил Серёгин.
- Я не знаю, там что-то с бизнесом каким-то связано.
- С нефтебизнесом, – уточнил Пётр Иванович. – Все ваши убранные «козлы» были весьма влиятельны в этой сфере. Кто такой шеф? Фамилия, приметы, адрес?
- Я не знаю, что у него за фамилия. Просто – шеф. И всё.
- Хорошо, приметы?
- Я его никогда не видел. Он по телефону приказывает. А адреса я тем более, не знаю.
- Ладно, зададим вопрос полегче. Кто такой Додик?
- Какой ещё Додик?
«Опять отпирается!»
- А тот, который разговаривал с вами в пивбаре «Корчма». Я тогда сидел прямо напротив вас, – сказал Пётр Иванович. – У меня даже был диктофон. Я записал ваш разговор.
Пётр Иванович вытащил из ящика стола диктофон и включил запись. Когда плёнка кончилась, следователь в упор посмотрел на задержанного Гарика и повторил вопрос:
- Так, кто же такой Додик?
- Если вы слышали наш разговор, значит, вы должны знать, что со мной будет, если я проболтаюсь. Я ещё жить хочу!
Гарик стукнул кулаком по столу и безнадёжно покачал головой.
- Всё равно я теперь, наверное, труп... – проныл он.
- Ну, я же вам сказал, что здесь вы под защитой закона, – вздохнул Пётр Иванович. – Можете безбоязненно рассказывать всё, что знаете.
- Я их боюсь, – промямлил Гарик, уткнувшись носом в столешницу.
«Ну и плакса!» – отметил стоявший у двери Сидоров.
- На, выпей, – Пётр Иванович налил минеральной воды в кружку и протянул Гарику.
Гарик большими глотками выхлебал воду, отставил стакан далеко в сторону, и, вытерев рот рукавом, произнёс:
- Додик лично знает шефа. Это он всегда передаёт мне его приказы. Всегда. Я – только шестёрка в этом во всём. Таких, как я, полным-полно. Но я их никого не знаю, а Додик знает всех. Если вы его поймаете и расколете, вы сможете накрыть всю эту ужасную банду.
- Насколько я понял, – осведомился Серёгин. – Додик – это кличка?
- Да, – ответил Гарик. – Его зовут Витька. Додин, поэтому – Додик. Только учтите, он очень опасен. Он – киллер. И убьёт любого без сожаления...
- Так, хорошо, – перебил Серёгин. – Что это за «день икс» такой вчера должен был быть?
Ведёркин тоже слушал этот разговор. С каждым словом, которое произносил Гарик, на его лице всё яснее проявлялся испуг. После того, как Пётр Иванович спросил про «день икс», Стёпа подскочил и, размахивая руками, закричал:
- Пожалуйста, я должен позвонить маме, сказать ей, где я! Она волнуется, пожалуйста!
- Сидите, гражданин Ведёркин, – сказал Сидоров, усаживая его обратно, на стул. – Вашей маме уже сообщили, что вы – в милиции, а поговорить вы сможете после того, как закончится допрос. А сейчас посидите и послушайте, куда вы чуть-чуть не вляпались.
Ведёркин съёжился на стуле и обхватил голову руками.
- Так, что же это за день такой, «икс»?
- Сегодня ничего не будет, вы же слышали, что шеф изменил план.
- И на когда он переносится?
- Я не знаю, – прохныкал Гарик. – Вы же слышали, Додик мне не сказал ничего. И шеф пошлёт на дело «специального».
- А что, такое архиважное дело? – поинтересовался Серёгин, вытаскивая из ручки списавшийся стержень.
- Наверное, я не знаю.
- И кто же жертва на этот раз?
- Не знаю, мне об этом никто не говорит.
- Этот вчера к вам не приходил? – Сидоров показал Гарику фоторобот Николая.
Гарик замотал головой.
- Я этого смазливого типа не знаю.
- А вы знаете такого, Крекера? – спросил Пётр Иванович.
- Додик знает, наверное, – пробормотал Гарик. – А я – нет. Моё дело маленькое: тачки доставать.
- Ладно, Белов, на сегодня допрос закончен, – выдохнул Пётр Иванович, потянувшись. – Если надумаете что-нибудь добавить, мы вас с удовольствием выслушаем. Саня, уведи обоих в камеру.
Гарик, поднимаясь, благодарно заулыбался и закивал головой. Да и Ведёркин тоже, видимо, осознал всю серьёзность этой истории, и покорно топал в камеру вместе с Гариком.
«Ну и дельце, – подумал Пётр Иванович, перечитывая протокол, – началось всё с каких-то паршивых «Жигулей»! А теперь ещё и киллеры с авторитетами прицепились... Чем чёрт не шутит! Ну, ничего, распутаем!» – подбодрил себя следователь.
====== Глава 29. ...пока бог спит! ======
Рано утром того же дня в квартиру Гарика наведался Додик. Он вчера вечером говорил с шефом, и он приказал ему убрать Гарика. Надеясь застать его дома, Додик несколько раз нажал кнопку дверного звонка. Но ответа не последовало. Тогда Додик принялся стучать в дверь.
Услышав возню в коридоре, из соседней квартиры вышла маленькая худенькая старушка в жёлтом халатике. Додик её сразу не заметил и поэтому вздрогнул, когда старушка тихим, немного скрипучим голосом спросила:
- Что ты здесь делаешь, сынок?
Додик сначала растерялся, но потом взял себя в руки и вежливо ответил:
- Понимаете, бабушка, я – близкий друг вашего соседа. У него заболела тётка, и меня попросили сказать ему об этом.
- Ах, сынок, сынок, – проскрипела старушка. – С твоим другом случилось горе.
- Какое? – оживился Додик.
- Забрали его, сынок, в милицию. Прямо среди ночи. Такие бугаи в масках дверь сняли, и его прямо с кровати увели...
Додик вскипел.
- Врёшь, карга! – взрычал он, и хотел, было броситься на бабушку, но она скрылась в своей квартире.
Додик со злости стукнул кулаком по обшарпанной двери, и побежал вниз по лестнице. Уже на улице Додик достал свой мобильный и набрал номер шефа. Их чего-то долго не соединяли. Пару раз Додик не туда попал: какая-то мымра на другом конце визгливо орала в трубку, что он «ошибся номером», и «больше не названивал, микроцефал!».
Только на третий раз Додик дозвонился до шефа.
- Алло, – ответил шеф.
- Шеф, это вы?
- Не мути, Додик! Выкладывай, пока я не приказал тебя убрать, – шеф был не в настроении.
- Шеф, – сказал Додик. – Гарика замели. Мусора его обязательно расколют. Он пробазарится...
- Заткнись, Додик! – не выдержал шеф. – Ты обязан заставить Гарика замолчать. Если не заставишь – сыграешь в ящик, усёк?
- Но, как? Он же в ментуре...
- Кверху каком! – перебил шеф. – Либо Гарик затыкается, либо ты – труп.
Всё. Сеанс связи окончился. Послышались короткие гудки: шеф повесил трубку. Состояние Додика можно описать строчкой из детского стишка: «Посинел и весь дрожал». Пробраться в милицию, чтобы кокнуть Гарика – физически невозможно. А если не проберётся – бедняге кранты. Так можно, даже, запить с горя. Но Додик не запьёт. Он сильный. Он найдёт способ заткнуть Гарика!
Пётр Иванович и Сидоров решили ещё раз наведаться к Карпецу. Сидоров обзывал старшего лейтенанта «продажным кротом», а Пётр Иванович сомневался. Он хорошо знал Карпеца. Карпец раньше был прикреплён к Серёгину, как практикант. Он сам учил его вести следствие. Поэтому Пётр Иванович знал, на что он способен, а на что – нет.
В Ворошиловском отделении милиции Петра Ивановича и Сидорова огорошили. Оказалось, что Карпец был арестован сразу после того, как они тогда ушли от него. Архивариус доложила начальнику о его путанице с делом Светленко. К нему в кабинет пришли с обыском. И нашли деньги, за которые старший лейтенант это дело кому-то продал. Следователь Матрёшкин пытается узнать, кому. Пётр Иванович договорился с Матрёшкиным, чтобы тот позвонил ему, когда узнает что-нибудь о покупателе дела Светленко.