Выбрать главу
Вот пуля врага пролетела, Послышался стон среди скал, И рухнуло мертвое тело, То младший товарищ упал.
Десантники взяли высотку, Чечены на юг отошли, И снайпершу в белых колготках Бойцы на КП привели.
Была она стройной блондинкой, На спину спускалась коса, Блестели, как звонкие льдинки, Ее голубые глаза.
Комбат посмотрел и заплакал, И нам он в слезах рассказал: “Когда-то студентом филфака Я в Юрмале все отдыхал.
Ах, годы мои молодые, Как много воды утекло. И девушка с именем Вия Ночами стучалась в стекло.
Был счастия месяц короткий, Как сладко о нем вспоминать! В таких же вот белых колготках Валил я ее на кровать.
Неловким, влюбленным студентом Я был с ней застенчив и тих. Она с прибалтийским акцентом стонала в объятьях моих.
Ты думала — я не узнаю? Ты помнишь, что я обещал? Так здравствуй, моя дорогая, И сразу, наверно, прощай!
Тебя ожидает могила Вдали от родимой земли. Смотри же, что ты натворила!” …И мертвого ей принесли.
Латышка взглянула украдкой На свежепредставленный труп, И дрогнула тонкая складка Ее ярко крашеных губ.
Она словно мел побелела, Осунулась даже с лица. “Ты сам заварил это дело, Так правду узнай до конца!
Свершилася наша разлука, Истек установленный срок, И, как полагается, в муках На свет появился сынок.
Его я любила, растила, Не есть приходилось, не спать. Потом он уехал в Россию И бросил родимую мать.
Рассталась с единственным сыном, Осталась в душе пустота, И мстила я русским мужчинам, Стреляя им в низ живота.
И вот, среди множества прочих, А их уже более ста, И ты, ненаглядный сыночек, Застрелен мной в низ живота”.
В слезах батальон ее слушал, Такой был кошмарный момент, И резал солдатские уши Гнусавый латвийский акцент.
Но не было слез у комбата, Лишь мускул ходил на скуле. Махнул он рукой, и ребята Распяли ее на столе.
С плеча свой “калашников” скинул, Склонился над низким столом И нежные бедра раздвинул Он ей вороненым стволом.
“За русских парней получай-ка, За сына, который был мой…” И девушка вскрикнула чайкой Над светлой балтийской волной.
И стон оборвался короткий, И в комнате стало темно. Расплылось на белых колготках Кровавого цвета пятно.
А дальше рукою солдата, Не сдавшись злодейке судьбе, Нажал он на спуск автомата И выстрелил в сердце себе.
Лишь эхо откликнулось тупо Среди седоглавых вершин… Лежат в камуфляже два трупа И в белых колготках — один.
И в братской, солдатской могиле На горной, холодной заре Мы их поутру схоронили В российской, кавказской земле.
Торжественно, сосредоточась, Без лишних, бессмысленных слов Отдали последнюю почесть Из вскинутых в небо стволов.

1999

К 200-летию со дня рождения А.С. Пушкина

Блажен, кто смолоду был молод, Блажен, кто вовремя созрел.
А.С. Пушкин
Под звонкие народные частушки Среди церквей, трактиров и палат Великий Александр Пушкин В Москве родился двести лет назад.
Когда была война с Наполеоном, Не удержали дома паренька. По простыням сбежал через балкон он И сыном стал гусарского полка.
Он был в бою беспечен, как ребенок, Врубался в гущу вражеских полков. Об этом рассказал его потомок, Прославленный Никита Михалков.
Трудны были года послевоенные, Но Александр взрослел, мужал и креп. На стройке храма у француза пленного Он финский ножик выменял на хлеб.
И не пугал тогда ни Бог, ни черт его, Он за базар всегда держал ответ, Он во дворах Покровки и Лефортова У пацанов имел авторитет.
Он был скинхедом, байкером и рэпером, Но финский нож всегда с собой носил, А по ночам на кухне с Кюхельбекером Он спорил о спасении Руси.
Запахло над страной XX съездом. Он кудри отпустил, стал бородат, Пошел служить уборщиком подъезда И оду “Вольность” отдал в Самиздат.
Он мыл площадки, ползал на коленках, Отходы пищевые выносил, А по ночам на кухне с Евтушенко Он спорил о спасении Руси.
И несмотря на то, что был он гений, Он был веселый, добрый и простой. Он водки выпил больше, чем Есенин, Баб перетрахал больше, чем Толстой.
В судьбе случались разные превратности, Пришла пора доносов, лагерей. И он имел на службе неприятности, Поскольку был по матери еврей.
Он подвергался всяческим гонениям, Его гоняли в шею и сквозь строй, И он не принял Нобелевской премии, Он в эти годы был невыездной.
Враги его ославили развратником, И император выпустил указ, Чтоб Александра в армию контрактником Призвали и послали на Кавказ.
Но Пушкин, когда царь сослал туда его, Не опозорил званья казака. Он тут же зарубил Джохар Дудаева, И у него не дрогнула рука.
И тотчас все враги куда-то юркнули, Все поняли, что Пушкин-то — герой! Ему присвоил званье камер-юнкера Царь-страстотерпец Николай Второй.