– Мистер Куинн, легче всего доказать, что корпорация никогда не выпускала человекоподобного робота.
– А вообще это возможно? Просто как предположение?
– Да. Это возможно.
– Очевидно, это возможно сделать и тайно? Без регистрации в ваших книгах?
– Только не с позитронным мозгом. Здесь сплетается слишком много разных факторов. И все делается под строжайшим правительственным контролем.
– Да, но роботы изнашиваются, ломаются, выходят из строя - и демонтируются.
– А позитронные мозги снова используются или уничтожаются.
– В самом деле? - Фрэнсис Куинн позволил себе едва заметный сарказм. - А если один из них, конечно случайно, не был уничтожен и случайно под рукой оказался человекоподобный робот, в который еще не был вложен мозг?
– Невозможно!
– Вам пришлось бы доказывать это правительству и народу, так почему бы не доказать это сейчас мне?
– Но зачем это могло бы нам понадобиться? - раздраженно спросил доктор Лэннинг. - Какие у нас могли быть мотивы? Признайте за нами хоть немного здравого смысла!
– Пожалуйста, дорогой мой. Корпорация была бы очень рада, если бы в различных странах было разрешено применять человекоподобных позитронных роботов. Это принесло бы огромные прибыли. Но публика слишком сильно предубеждена против этого. Что если дать ей сначала привыкнуть к таким роботам? Вот, например, искусный юрист или хороший мэр, и он, оказывается, робот. Покупайте нашего робота-слугу!
– Полная фантастика, доходящая до нелепости.
– Возможно. Почему бы вам не доказать это? Или вы все еще предпочитаете доказывать это публике?
В комнате уже наступали сумерки. Но еще не настолько стемнело, чтобы на лице Альфреда Лэннинга нельзя было заметить краску смущения. Рука роботехника потянулась к выключателю, и на стенах мягким светом загорелись лампы.
– Ладно, - проворчал он. - Посмотрим.
Лицо Стивена Байерли было бы нелегко описать. По документам ему было сорок лет. И с виду ему можно было дать сорок лет. Но его здоровая, упитанная, добродушная внешность лишала всякого смысла избитую фразу о том, что его наружность соответствовав возрасту.
Это было особенно заметно, когда он смеялся. А сейчас он как раз смеялся - громко и долго, временами успокаиваясь, а потом снова разражаясь хохотом.
А напряженное лицо Альфреда Лэннинга выражало крайнее неудовольствие. Он обернулся к женщине, сидевшей рядом с ним, но ее тонкие, бескровные губы были лишь едва заметно сжаты.
Наконец Байерли более или менее отдышался и пришел в себя.
– Нет, в самом деле, доктор Лэннинг!.. Я!.. Я - робот!..
– Это не я сказал, - отрезал Лэннинг. - Я был бы вполне удовлетворен, если бы мог видеть в вас представителя человеческого рода. И так как наша корпорация не изготовляла вас, то я вполне уверен, что вы человек - с точки зрения закона, во всяком случае. Но поскольку предположение, что вы - робот, было сделано серьезно лицом, занимающим определенное положение…
– Не называйте его имени, если это идет вразрез с вашей железной этикой, но будем звать его ради простоты Фрэнком Куинном. Продолжайте.
Лэннинг яростно фыркнул, недовольный тем, что его прервали, и, после подчеркнутой паузы, продолжал еще более ледяным голосом: -…лицом, занимающим определенное положение, - о его имени мы сейчас гадать не будем, - я вынужден просить вашей помощи, чтобы опровергнуть это. Сам факт, что такое предположение может быть выдвинуто и опубликовано при помощи средств, имеющихся в распоряжении этого человека, мог бы нанести большой ущерб компании, которую я представляю, даже если обвинение и не будет доказано. Вы понимаете?
– Да, ваше положение мне ясно. Само обвинение нелепо, но неприятности, грозящие вам, серьезны. Извините, если мой смех обидел вас. Меня рассмешило обвинение, а не ваши трудности. Чем я могу вам помочь?
– Это очень просто. Вам нужно просто зайти пообедать в ресторан в присутствии свидетелей и дать себя сфотографировать за едой.
Лэннинг откинулся в кресле. Самая трудная часть разговора была позади. Женщина рядом с ним была, очевидно, поглощена наблюдением за Байерли и не принимала участия в разговоре.
Стивен Байерли на мгновение встретился с ней глазами, с трудом отвел их и снова повернулся к роботехнику. Некоторое время он задумчиво вертел в руках бронзовое пресс-папье, которое было единственным украшением его стола.