Чтобы понять то, что на современном языке обычно переводится: «и тьма была… над текучей материей» или «над водами»[10], — чтобы это понять, нам необходимо припомнить еще кое‑что. Опять мы должны обратить свой взор назад, на ход развития до появления земного бытия.
Сначала мы видим бытие Сатурна, внедренного в огненный элемент. К нему присоединяется солнечное бытие с воздухообразной стихией. Но в моем «Тайноведении» вы можете прочесть, что с этим присоединением связано еще и нечто иное. Дело ведь не только в том, что к тепловой стихии присоединяется воздушная или газообразная стихия; это просто сгущение, или уплотнение, теплового элемента: тонкая тепловая стихия старого Сатурна уплотняется до стихии газовой. Но каждое такое уплотнение связано с исходом чего‑то более утонченного. Если уплотнение до газовой стихии есть как бы нисхождение, то существует, с другой стороны, и восхождение к стихии световой; так что когда мы со старого Сатурна переходим к старому Солнцу, мы должны сказать: старый Сатурн живет еще всецело в стихии тепла; в солнечном состоянии к этому еще присоединяется нечто более уплотнившееся, газообразное, но в то же время и световая стихия. Благодаря ей становится возможным, чтобы теплота и газообразное проявились наружу.
Если мы далее обратим внимание на один из выделившихся комплексов — на тот, который обозначается словом «ha'arez» и обычно переводится «земля», — учитывая при этом, что Элохимы, вспомнив, держали его в поле зрения души, то должны будем спросить себя: как могли обозначить его Элохимы? Они не могли его обозначить так, как будто в нем воскресло то, что уже существовало на старом Солнце. Не хватало ведь световой стихии. Она отделилась, в связи с чем ha'arez стал однобоким. Он не принял в себя свет, а лишь более грубые стихии: водную, воздухообразную и тепловую. Правда, в том, что обозначено «haschamajim», свет присутствовал; но haschamajim есть то солнечное, что выделилось из другого комплекса. В этом другом комплексе отсутствовали утонченные компоненты стихий, отсутствовал свет. Поэтому мы можем сказать: в одном из комплексов переливались — в том виде, который мы обозначили звукосочетанием tohu wabohu, — стихии тепла, воздуха и воды. И они были оголены; у них не хватало того, что во время бытия старого Солнца вступило в эволюцию, — стихии световой. Они, значит, остались непросветленными, в них не было ничего солнечного. Все это вместе с haschamajim покинуло их. Так движение вперед в направлении к земному развитию означает не что иное, как следующее: то, что в виде света содержалось в старом солнечном, пока последнее было еще соединено с тем, что мы называем землею, выделилось, и в виде ha'arez осталось темное сплетение стихий — тепла, воздуха и воды.
Теперь, после всего сказанного, мы еще ближе познакомились с промыслом Элохимов. Но мы никогда не будем в состоянии представить себе это должным образом, если не учтем, что все то, что мы называем бытием стихий — воздух, вода и тепло, — по сути есть в то же время внешнее выражение духовных существ. Не совсем верно называть это одеянием; понять это надо как внешнее возвещение. Так что все то, что мы называем «воздухом», «водою», «теплом», по сути есть майя, иллюзия, и существует сначала лишь как внешняя видимость — даже для душевного ока. На самом деле, если проникнуть в ее истинное существо, оно — душевно–духовное, оно есть внешнее выражение душевно–духовной природы Элохимов. Однако когда мы рассматриваем этих Элохимов, мы еще не должны себе представлять их сходными с человеком, потому что их цель как раз заключалась в том, чтобы создать человека, вызвать его к бытию с его особой организацией, еще плод промышления на данный момент. Человекоподобными мы себе их поэтому представлять не должны; но в известном отношении мы все же и у них, у этих Элохимов, можем найти особого рода разделение их сущности. Когда мы сегодня говорим о человеке, мы совершенно не были бы в состоянии понять его, если бы не разделяли его существо на телесное, душевное и духовное. И вы ведь знаете, что нас именно в антропософской области особенно занимает изучение роли и сути этой троичности человека: тела, души и духа. Делать такое разделение, видеть существо в такой троичности мы принуждены лишь у человека. И мы, конечно, сделали бы грубейшую ошибку, если бы представляли себе тех существ предчеловеческих эпох, называемых в Библии Элохимами, подобными человеку. Но и у Элохимов мы уже должны различать нечто вроде телесного и нечто вроде духовного.
Когда вы у человека проводите различие между его телесным и его духовным, вы вполне сознаете, что в той внешней форме, в каковой является он перед нами как земное существо, сущность его живет не единообразно. Мы, например, не будем искать человека истинно духовного в его руке или в его ногах, но мы скажем: телесность его преимущественно сосредоточена в туловище, в ногах, в руках, а его духовное имеет свои органы в голове, в мозгу — вот где орудия его духа. Такое различие делаем мы между отдельными частями человеческой формы; известные части представляются для нас скорее выражением телесной природы, другие — духовной.
10
«Тьма над [бездною; и Дух Божий носился над] водою». Здесь и в дальнейшем библейские цитаты даются так, как они приведены у Рудольфа Штейнера — прим. перев.