Примите это так, чтобы в итоге на деле почувствовать: животворные антропософские силы современности живут в том круге, из которого может проистекать проведенное нами перед своими душами в последние дни.
Для меня уже в прошлом году, мои дорогие друзья, было приятной обязанностью указать именно на арену нашей работы, где нам удалось поставить такую веху нашей антропософской деятельности. Я говорю, для меня было приятной обязанностью — и я ставлю особенное ударение на слово «приятной» и просил бы понимать слово «обязанность» не в обычном тривиальном смысле: для меня и в настоящую минуту приятна обязанность указать на то, с каким не только рвением, но прямо‑таки самопожертвованием, с отдачею всех своих сил работали наши друзья, дабы удались наши антропософские предприятия.
Кто в качестве зрителя смотрит такие представления, быть может, не всегда отдает себе отчет в том, как много требуется времени, чтобы воспроизвести на сцене то, что в короткие часы проходит перед его взором. И действительно, работы было немало, но зато по дружному и гармоничному исполнению ее нашими дорогими друзьями, имевшими в виду один лишь успех общего дела, работа эта могла бы до известной степени служить образцом не только антропософской деятельности, но, быть может, и любого другого человеческого взаимодействия, особенно потому, что истинному антропософскому настроению претит все похожее на командование. Успех здесь возможен только тогда, когда все сотрудники готовы служить общему делу всем своим сердцем; и успех зависит именно от этого в совсем другой степени, нежели на каком‑либо другом подобном художественном поприще. И эта полная отдача себя делу продолжалась не только в течение немногих недель, предшествовавших постановке драмы на сцене, но эта сердечная совместная работа длилась годами. Так как мы для этой цели съехались из разных стран и знакомство антропософов не может заключаться только в том, что они друг с другом перекинутся несколькими словами, а должно быть настолько интимно, чтобы они знали, что каждому из них дорого и свято в совместной работе, то мне нельзя умолчать в этом случае, как упорно велась здесь работа, — годами, чтобы для известного момента сгруппировать все необходимое для реализации такой антропософской работы, которую нам удалось проделать в последние дни. И не одни внешние обстоятельства, но сердечное влечение понуждает меня в эту минуту указать на самоотверженную работу наших друзей, благодаря которой нам стало возможным пережить виденное нами. Уверяю вас: это стало возможным только благодаря этой самоотверженной работе.
Я уже сказал, что намерен начать настоящий свой цикл лекций своего рода семейным обсуждением разных всем нам близких моментов; и прежде всего я должен здесь вспомнить о той много лет продолжающейся самоотверженной работе двух дам, которые трудятся с полным сознанием цели и в совершенном соответствии с нашими антропософскими идеалами. Уже в продолжение многих лет госпожа Штинде{3} и графиня Калькрейт посвящают все свои силы антропософской работе. И мне лучше всех известно, что только благодаря этой самоотверженной, целенаправленной, с внутренним настроем на антропософские импульсы работе мы могли, к общему удовлетворению, совершить то, что совершили. Поэтому вы поймете, что слова эти я произношу от сердца, преисполненного благодарностью к этим двум мюнхенским сотрудницам. К этому примыкают ревностные работы тех друзей, которые жертвовали, так сказать, своими силами в продолжение недель, посвященных нашей работе.
Вчера мы попробовали представить перед вашим взором в художественном образе[4] путь к вершинам, на которых человеку возможно постигнуть то, что должно пронизывать антропософское развитие, — то, что надлежит пережить всякому изучающему человеческую душу. В ходе этого цикла лекций не раз придется еще коснуться того или иного, что вчера проходило перед вашим духовным оком. Надлежало показать вам жизнь того, кто устремляется к духовному познанию; показать, как она произрастает из физического плана; как уже все то, что совершается вокруг него здесь, на физическом плане, и что другому могло бы показаться совершенно обыденным, для него получает особенную важность. Душа духоиспытателя должна произрастать именно на почве событий физического плана. Затем надлежало показать, что эта душа должна была внутренне пережить, когда в нее изливается все то, что разыгрывается вокруг нас как судьба человека, как страдание и радость, как заблуждение и порыв; как душа эта может быть раздавлена и растоптана, как сила мудрости через это страдание может проявиться в ней и как именно в тот момент, когда человек мнит, что стал уже до некоторой степени чуждым этому чувственному миру, как именно тогда впервые подступают к нему великие иллюзии.
4
«Врата Посвящения». Розенкрейцерская мистерия. См. Штейнер Рудольф. Драмы–Мистерии. М.: Энигма, 2004 (ПСС. Т. 14).