РУДОЛЬФ ШТАЙНЕР
ХРИСТОС И ДУХОВНЫЙ МИР
GA 149
ПЕРВАЯ ЛЕКЦИЯ
Для многих душ, которые в ваше время склонны принять то, что говорит теософия, необходимо выяснить некоторые противоречия, которые могут возникнуть. Одно противоречие может в особенности встать перед теми душами, которые способны серьезно воспринять воспоминания такого праздничного времени, которое связано с Рождеством и началом нового года. Нам надо остановиться только на одной мысли, и она немедленно с одной стороны прольет свет, а с другой успокоительно привлечет наше внимание к тому, как противоречия и трудности должны мощно предстать перед душой, которая правильным образом хочет принять ваши теософические познания о человеке и развитии вселенной.
Ведь к этим познаниям относится и познание Христа, самого основного и значительного Импульса, возникшего в начале развития земного времени, Христова Импульса. Перед нами, вероятно, часто возникает вопрос: почему наше время может надеяться проникнуть в ход мирового развития путем углубленных теософических познаний лучше, интенсивнее для понимания Христова Импульса, чем в то время, когда жили современники Мистерии Голгофы? Можно бы спросить: разве им не было значительно легче проникнуть в тайну, связанную с этой Мистерией для развития человечества, чем нашему времени, столь далеко от нее отстоящему? Это могло бы стать тягостным вопросом для тех, кто желает теперь следовать теософскому пониманию Христа. Разрешения этого вопроса можно достигнуть только, если мы представим себе всю духовную ситуацию, которая окружала Человечество того времени, с которого мы начинаем наше летоисчисление.
Тот, кто пытается, сперва без всяких религиозных или иных подобных чувств, проникнуть в состояние душ людей того времени, тот может сделать своеобразное открытие. Ведь это проникновение можно сперва попытаться сделать следующим образом. Можно сказать себе: будем держаться того, чего не могут отрицать и те, которые отдаются только внешнему, будем держаться старого предания, как оно сохранилось в истории, но попытаемся проникнуть в ту часть, которая охватывает духовную жизнь в ее чистоте. Ведь можно надеяться, что путем такого проникновения мы кое–что уловим из собственно импульсов развития Человечества. Будем держаться умственной жизни того времени, с которого мы начинаем наше летоисчисление. Попробуем чисто исторически вникнуть в то, что дали люди, скажем, за 200 лет до Мистерии Голгофы и еще через полтора века спустя в смысле умственного углубления для проникновения в мировые тайны, мировые загадки. Тогда мы, конечно, найдем, что на протяжении столетий до и после Мистерии Голгофы произошло бесконечно важное изменение в состоянии человеческих душ в отношении жизни мысли. Тогда усматривается, что некоторым образом на значительную часть тогдашнего культурного мира перешло то, что дали Человечеству греческая философия и др. глубокие мысли уже в течение нескольких веков. Если рассмотреть то, к чему пришло Человечество чисто из самого себя, не рассчитывая на какой–либо внешний импульс, данный в то время, к чему пришли те, которых по выражению стоиков называли «мудрецами», к чему пришли бесчисленные личности римской истории, то надо признать, что в отношении завоевания мыслей, идей жизнь Запада после этого времени, этого поворотного пункта в начале нашей эры собственно принесла немного. Эта жизнь Запада принесла нам бесконечно много в смысле проникновения в явления природы, бесконечные революции мышления о внешнем мире. Но сами мысли, идеи, благодаря которым были сделаны все эти завоевания, с помощью которых Человечество пыталось проникнуть во внешние, пространственные тайны бытия, они, собственно, с того времени мало развились. Они все, и даже та мысль, которой наше время так гордится, мысль о развитии, они все жили в душах людей того времени. То, что можно было бы назвать мыслительным пониманием мира, жизнью в идеях, дошло до известной высоты, действительно до предельной высоты, и охватило не только отдельных мыслителей, как незадолго перед тем учеников Сократа, но оно стало до некоторой степени популярным, распространилось по Южной Европе и другим областям мира. Удивляешься той глубине, которой достигла тогда мысль. Если непредвзято заняться изучением философии, особенно бросится в глаза эта победа мысли в то время.
Но если теперь сопоставить с одной стороны эту победу мысли, эту бесконечно значительную разработку миров идей, а с другой — те тайны, которые группируются вокруг Голгофы, мы осознаем еще нечто другое. Тогда нам выясняется, что когда в то время распространялась весть о Мистерии Голгофы, происходит невероятная борьба мысли с этой Мистерией. Мы видим, как философы того времени, особенно столь углубленной философии гнозиса, стараются все завоеванные идеи направить к одной этой цели. И чрезвычайно важно дать повлиять на себя этой борьбе человеческой мысли с Мистерией Голгофы. Потому что из этого явствует, что эта борьба, в сущности, тщетная, что это мощное углубление мысли, которого достигло развитие Человечества, хотя и имеется, хотя делает все усилия, чтобы понять Мистерию Голгофы, но что все эти усилия недостаточны, что Мистерия Голгофы до некоторой степени как из очень большого отдаления, отдаленная духовными мирами приближается к человеческому рассудку и не хочет разоблачаться.