Хотелось бы сказать, что людям это было дано, они не заработали себе это, оно пришло точно излучаясь из глубин астрального тела, и излучилось оно в чудесной ясности из астрального тела святых Риши и их учеников и, в сущности, из всей сопринадлежащей им древнеиндийской культуры первого послеатлантического культурного периода, и эта способность все более убывала, но обнаруживалась еще и во втором и третьем культурном периодах и сохранилась, как остаток, до четвертого культурного периода. Но как? В виде чего? Если бы мы исследовали, каковым оно было еще в третьем культурном периоде, то мы бы нашли, что по крайней мере те, которые поднялись на высоту своего времени, — а в те времена среди образованных людей таковых было в процентном отношении куда больше, чем ныне, — что эти люди обладали понятиями о соотношениях внеземного, о том, что представлялось символически на звездном небе. Они могли читать в движениях звезд тайны мирового бытия. Если бы Христос Иисус появился на Земле, то третий послеатлантический период, безусловно, познал бы из звездных письмен, в чем здесь дело. Но в том–то и состояла неизбежная судьба, как мы уже не раз устанавливали в принципе относительно развития человечества, в этом была неизбежная судьба, что в человеческом астральном теле все более скрывалась во внутрь способность соприкасаться таким образом, путем живых картин, с тайнами мира. Эти картины становились все хаотичнее и хаотичнее. То, что входило таким образом в человеческую душу, служило все менее и менее основанием — я не говорю, что оно совершенно перестало служить основанием, — но оно все менее и менее служило основанием того, чтобы изведать подлинные мировые тайны.
Итак, произошло то, что создалось двоякое: с одной стороны мир понятий, ну, скажем, Платона и Аристотеля, мир идей, самый — хотелось бы сказать — разреженный мир духа, духовный мир, в котором менее всего еще содержится духа, в котором содержится дух, непосредственно воспринимаемый и изведываемый из самого «Я», не приходящий более из астрального тела. Ибо в этом и есть характерное греческой философии. что в ней впервые дух выявляет себя, исходя из «Я», выявляет себя так, как он может выявить себя, исходя из «Я», совершенно ясными, но все же далекими от собственной жизни духа понятиями. Но только греческий философ, отличаясь в этом отношении от новейшего философа, чувствовал еще, что мысли происходят из духовного мира, в то время как новейший философ должен был по необходимости стать сомневающимся скептиком, потому что он не чувствует более живой связи своих мыслей с тайнами мира. В новейшее время уменьшилась способность говорить: «То, что я мыслю, мыслит мировой дух во мне». Как я старался показать в «Пороге духовного мира», необходимо в настоящее время прийти к обретению доверия к мышлению, прийти хоть отчасти путем медитации, обрести то доверие к образованию понятий и идей, которое греческому философу давалось наивно, потому что он мог свои мысли считать за мысли самого мирового духа. Значит, то, что подошло к человечеству в греческой философии, было как бы самой внешней кожей мирового духа, но все же это было кожей, пронизанной живой жизнью мирового духа. Они это чувствовали. Второе, оставшееся с древних времен, было атавистично, было неким наследством, и сохранилось оно наиболее, пожалуй, явным образом в пророчестве сивилл, которые, так сказать, дали еще восстать из хаоса своего мира тем силам человеческой души, которые действовали гармонично во вторую и третью послеатлантические эпохи и которые приносли теперь лишь хаотичные порывы духовного мира.
Примем во внимание гипотезу, которая, быть может, дозволительна в настоящей связи, гипотезу, которую можно выразить так: «Что случилось бы, если бы Христос не пришел и если бы также не пришли никакие греческие философы?» Тогда человечество было бы обречено продолжать существовать с тем, что у него имелось как наследие, с тем, что уже в четвертый послеатлантический период дошло до ступени сивиллизма. Представьте себе все это просто развивающимся на Западе дальше без Импульса Христа и без философии и без основывающейся на ней науки, тогда перед нами встанет духовный хаос Запада, то, чем он бы стал без Христа и без философии. Вот что должно было бы произойти из того, что совершалось в душах сивилл. Но силы продолжают действовать и впоследствии, и если средствами духовной науки исследовать именно эту элементарную силу, путем которой выявляются в ветре, воде и огне живущие, так сказать, в непосредственном окружении Земли духовные Власти, и если исследовать, как они вкоренились в человеческой душе, — если, главным образом, исследовать силу, с которой эти духи ветра, огня, воды и земли овладели бы душами людей, тогда получишь понятие о том, как из старого способа познания мира, существовавшего в первый, второй и третий послеатлантический периоды, исчезли бы, правда, гармония и порядок, но как сами эти силы все же остались бы еще в человеческих душах. У человеческих душ не было бы больше способности действительно восстановить в своих душах связь с великим явлением вселенной, но они могли бы создать связь с духами ветра и других стихий.