Понимание может проникнуть в нашу душу, когда мы теперь снова помыслим о том, что мы говорили о ясновидчески настроенной душе, что она может перенестись в мир мыслей греков и римлян, а затем узрит мир со Звездой, о которой мы говорили. И в рассеянной по всей этой углубленности греческой мысли мы видим ту глубину, которую представляет собою гнозис. Но когда мы взираем на него с тем, что нам ныне должна дать теософия, собственно говоря, бессильные понять то, что должна означать Звезда, от которой мы отделены тремя мирами, — когда мы допросим гностиков, познали ли они то, что тогда произошло в историческом развитии Человечества… Тогда мы, стоя даже на почве теософии, не сможем получить от гностиков ответа, так как он нас никогда не смог бы удовлетворить, не внес бы ни малейшего света в то, что в данное время открывается ясновидящей душе…
Я не считаю, что сегодняшним рассмотрением я дал вам объяснение чего–то. Чем больше вы почувствуете, что то, что я вам высказал, не есть объяснение, чем больше вы почувствуете, что я, собственно говоря, нагромоздил перед вами одно противоречие на другое и показал лишь один оккультный опыт, восприятие Звезды, тем лучше вы меня на сегодня поняли. Я бы очень хотел, чтобы вы ясно почувствовали, что нечто появилось в мире в начале нашего летоисчисления, от чего человеческий рассудок отстоял очень, очень далеко и все же испытал его воздействие, — вот что я бы хотел, чтобы вы почувствовали. Что эпоха исходной точки нашей эры является большой загадкой — вот чего я желал бы, чтобы вы почувствовали, чтобы вы ощутили, что в развитии Человечества нечто происходит, что в греко–римском мире сперва проявляется как углубление мысли, но что самые первопричины этого лежат глубоко в том, что так загадочно. В потаенных мирах ищите то, что проявляется в Майе, в физически–чувственном мире, как углубление греко–римской мысли. И не идею, не самое объяснение всего этого, а только постановку загадки, — вот чего я добивался сегодняшними обсуждениями, которые мы продолжим завтра вечером.
ТРЕТЬЯ Лекция
Мои милые друзья теософы!
Эти лекции построены так, что ставятся отдельные вопросы, и затем привносится то, что может привести к разумному пониманию этих вопросов. Так, если я обозначу теперь мотивом то, что я сказал о трудности понимания Существа Христа Иисуса, мы поставили как мотив симптоматическое выявление одной стороны человеческой жизни души в пророчествах сивилл, и затем, в конце прошлого рассмотрения, я поставил тему Павла и масличного дерева. К этим лейтмотивам я еще вернусь. Но к этим лейтмотивам мы должны подходить, так сказать, кругами, имея лейтмотивы в центре этих кругов. Тогда уже само собой выяснится, что, собственно, подразумевается под этими мотивами. Сегодня, мои милые друзья теософы, мне хотелось бы сказать вам нечто о Существе Христа как таковом. Тогда мы увидим, почему именно в Павле известным образом отображается это Существо Христа Иисуса.
Из прежних лекций мы знаем, что Существо Христа может быть понято, если мы проследим назад до старого бытия на Солнце эволюцию нашей системы. И неоднократно, в циклах, теперь уже обнародованных, было обращено внимание на то, что в существе Христа мы имеем дело с высоким духовным существом, — назовем Его пока так, — и что для собственного развития этого высокого духовного существа особенно важным было время старого Солнца. Об этом я не хочу теперь больше распространяться. Посмотрим на Существо Христа как просто на высокое духовное существо. Но для понимания человеческого развития на Земле необходимо еще нечто другое, и мы видели, насколько это необходимо, потому что именно относительно известного факта оказываются бессильными понятия и идеи, пытавшиеся в четвертом послеатлантическом периоде понять это Существо Христа Иисуса. Особенно у гностиков, у отцов церкви, у личностей, способствовавших в той или иной форме основанию христианства, все снова и снова возникал вопрос: как относится Сущность Христа к сущности Иисуса? Мы уже знаем, что надо различать двух мальчиков Иисусов, затем подрастающих. Одного из этих мальчиков Иисусов нам незачем рассматривать в этой связи, так как, исходя из наших теософских предпосылок, он нам легко понятен. Я разумею того Иисуса, в котором жило «Я» Заратустры. Мы имеем тут дело с человеческим существом, которое уже во втором послеатлантическом периоде достигло высокой степени развития и которое тогда основало духовное течение Заратустры и продолжало затем воплощаться. Оно затем вновь воплотилось в соломоновском мальчике Иисусе и прошло в нем до двенадцатого года жизни то развитие, которое могло принять столь высокое «Я» во время этой своей инкарнации. Кроме того, мы знаем, что это «Я» Заратустры перешло в тело другого мальчика Иисуса, того мальчика Иисуса, сущность которого слегка просвечивает в Евангелии от Луки, так называемого нафановского мальчика Иисуса.