Эти иллюзии охватывают сегодня самые широкие круги человечества. Но это влечет за собой нездоровые социальные отношения. Ибо ясно, что эти иллюзии могут быть восприняты людьми: они ведь наделены свободной волей. Но в более материальных областях подобные иллюзии сразу обнаружат себя как иллюзии. И те лазейки, которые в теоретическом плане эти иллюзии находят, сразу же обнаруживают свою иллюзорную природу. Но в широком разрезе социального и политического общежития эта иллюзорная природа обнаруживается не сразу.
Я вам часто рассказывал: когда я был молодым школяром, годов этак 22–23, ко мне прибежал однокашник с пылающим лицом, страшно возбужденный, и сказал, что сделал важное, эпохальное открытие. Ну, говорю я, это прекрасно, а что с ним делать? Как, говорит он, мне надо немедленно мчаться к Ратингеру (так звали профессора машиностроения в Высшей школе) и рассказать ему! Сказано — сделано, он помчался к Ратингеру, но тот был занят и попросил прийти позднее. Тогда я сказал: может быть, ты мне пока что расскажешь (у нас было немного времени), что такое ты изобрел? Это оказалось весьма остроумной штукой. Он изобрел такой паровой двигатель, в который надо было только вначале положить немного топлива, чтобы разогреть машину; а после не надо было больше добавлять угля, так как потом машина двигалась своим ходом. Надо было сделать только единственный толчок. Естественно, это было бы чем‑то эпохальным. Вы, наверное, удивлены, почему до сих пор это никому не известно! Я выслушал все его объяснения и тогда сказал ему: знаешь, все это очень остроумно; но если взять вещь в целом, то это не что иное, как если бы ты захотел привести в движение железнодорожный вагон, забравшись в него и толкая его изнутри. Если кто‑то толкает вагон снаружи, то, естественно, он может его сдвинуть; но если он находится внутри, то при всей затрате энергии он не сдвинет вагон ни на миллиметр. Но ведь все сводилось к этому.
Нечто может быть построено необыкновенно логично, необыкновенно остроумно, с применением всевозможных технических принципов, и, тем не менее, быть бессмыслицей, пустой выдумкой. И дело не в остроумии, не в логике, а в том, чтобы думать сообразно действительности. После этого разговора он уже не пошел к Ратингеру.
Конечно, в области материального, в сфере механики, такие вещи сразу обнаруживаются. Но в области социальной, в политической сфере, вообще в той сфере, которую можно назвать способом осчастливить мир во всех смыслах, это обнаруживается не сразу. Можно и другими подобными вещами застить людям глаза — они поверят. Но ведь самый принцип состоит в том, что человек‑то находится внутри вагона и прикладывает энергию изнутри. Однажды наступит время, когда современный порядок вещей будут называть по одной его характерной черте, которая типична для внутренне совершенно иллюзорного, оторванного от реальности мышления. И очень может быть, что в будущем станут говорить о вильсонизме начала XX века, ибо этот вильсонизм в политической сфере — то же самое, что попытки сдвинуть вагон изнутри.
Все понятия, которые относятся к арсеналу вильсонизма и которые производят в наше время такое сильное впечатление, — это насквозь нереальные понятия, независимо от того, что они по совершенно другим причинам все еще имеют огромное влияние на современников. Они именно потому и оказывают неслыханное влияние, что их невозможно провести в жизнь. Стоит провести их в жизнь, как сразу станет ясной их никчемность. Но зато можно воображать, что нечто подобное осуществимо. Если бы можно было провести в жизнь именно вильсонизм, то по всему миру распространилась бы страшная обывательщина. Ибо Вудро Вильсона[15] можно по праву назвать Спасителем всего обывательского. И хотя как раз обывателям пришлось бы несладко в мире вильсонизма, да его и невозможно воплотить, но обыватели, по меньшей мере, представляют себе: если бы вильсонизм покорил мир, то воплотились бы наши идеалы.
В будущем станут рассказывать: в начале XX столетия возникло поразительное устремление: как сделать мир идеальным отображением обывательщины? И станут анализировать вильсонианство, дабы иллюзии этой обывательщины представить как основную особенность начала XX столетия.
Итак, вы видите, имеются не только мелкие, но и значительные примеры иллюзорного мышления современности. И в наше время не только какие‑то богом забытые секты, но и весьма распространенные сообщества фанатиков предаются такому оторванному от реальности, иллюзорному мышлению.