Итак, для теперешнего обширного периода земного развития надлежит принять, что позади данной земной жизни человека лежат многие другие (нельзя сказать: "бесчисленные другие", ибо мы можем при проведении точного духовнонаучного исследования даже подсчитать их число). В этих более ранних земных жизнях мы переживали определенные события, в которых находят свое выражение взаимоотношения между людьми. И последствия этих взаимоотношений между людьми, которые тогда находили свое выражение в том, что люди совершали по отношению друг к другу, что они совместно переживали?, — они выступают в нынешней земной жизни точно так же, как следствия из того, что мы делаем в этой земной жизни, простираются в следующую земную жизнь. Итак, причины для многого, что ныне выступает в нашей жизни, надо искать в наших предшествующих земных жизнях. Тут человек может, пожалуй, сказать: итак, то, что человек теперь переживает, причинно обусловлено, предопределено; как же тогда он может быть свободным человеком?
Что ж, этот вопрос, если его уже так ставить, оказывается достаточно важным. Ибо всякое духовное наблюдение являет нам, что каждая последующая земная жизнь в этом смысле обусловлена более ранними земными жизнями. А с другой стороны, сознание свободы, безусловно, имеется. И если вы прочтете мою "Философию свободы", то увидите, что человека совсем нельзя понять, если не уяснить, что вся его душевная жизнь ориентирована на свободу, имеет тенденцию к свободе, устремлена к свободе, но — к такой свободе, которую надо верно понять.
И как раз в моей "Философии свободы" вы найдете ту идею свободы, понять которую в истинном смысле чрезвычайно важно. Речь идет о том, что свободы человек достигает прежде всего в мышлении. В мышлении открывается источник свободы. Человек имеет просто непосредственное сознание того, что в мышлении он есть свободное существо.
Вы можете сказать: но ведь ныне существует много людей, которые сомневаются в возможности свободы. Но это есть лишь доказательство того, что теперь теоретический фанатизм людей настолько возрос, что преобладает над тем, что человек непосредственно переживает в действительности. Современный человек ведь не доверяет больше своим собственным переживаниям, ибо он весь набит теоретическими воззрениями. Человек выводит сейчас из наблюдений над природными процессами следующую идею: все в мире необходимо, обусловлено, всякое следствие имеет свою причину — все, что есть в этом мире, имеет свою причину. Следовательно, если я постигаю какую–либо мысль, это также имеет причину. О повторных земных жизнях при этом не думают, но мыслят следующим образом: то, что проистекает из мышления, причинно обусловлено так же, как то, что производится машиной, как ее продукция.
Вследствие этой теории всеобщей причинности (или, как еще говорят, каузальности) человек сейчас зачастую оказывается слеп в отношении того, что он с очевидностью несет в себе сознание свободы. Свобода есть факт, который переживают, когда действительно приходят к самопознанию.
Существуют также люди, которые придерживаются того воззрения, что раз уж нервная система является именно нервной системой, она магическим образом источает из себя мысли. Тогда, разумеется, мысли должны быть вполне подобны, скажем, пламени, которое горит, поскольку есть горючее вещество, по необходимости, и о свободе не может быть и речи.
Однако, эти люди противоречат сами себе своими словами. Я здесь уже неоднократно рассказывал следующее. Я имел в молодости друга, который на время впал в фанатизм, начав мыслить чисто материалистически. И он говорил: когда я, например, иду, так это мои мозговые нервы, в которых действуют известные причины, вызывают, как следствие, мою ходьбу. — Однажды при некоторых обстоятельствах у меня произошли долгие дебаты с этим моим другом. И я, наконец, сказал ему: да обрати же ты внимание на то, что ты все–таки говоришь "я иду". Почему же ты не говоришь "мой мозг идет"? Если ты действительно веришь в свою теорию, то ты никогда не должен говорить "я иду, я хватаю", но — "мой мозг идет, мой мозг хватает". Итак, почему же ты лжешь?
Это, скорее, теоретики. Но существуют также и практики. Когда они замечают в себе что–либо безобразное, отчего они не хотят отказаться, то они говорят: да, от этого я не могу отказаться, это ведь принадлежит моей натуре; это происходит само собой, я бессилен против этого. Таких людей много. Они ссылаются на неотложную обусловленность своего существа. Но они часто бывают непоследовательными, когда они обнаруживают перед людьми нечто такое, что они хотели бы иметь в себе и что не нуждается ни в каких оправданиях; тогда они желают, чтобы их похвалили за это; и тем самым расходятся с собственным воззрением.