Потом, в середине XIX столетия, наступило время, когда у разных народов Европы возникли импульсы борьбы за свободу, и тут Гарибальди уже не мог больше оставаться в Америке; он вернулся обратно на свою родину. И дальше произошло то, что всем достаточно хорошо известно: Гарибальди быстро создал отряды добровольцев и в самых тяжелых условиях пожелал создать то, что затем стало Италией, и не просто помогал, но и стал в сущности творцом того, что совершилось.
И в это время в жизни Гарибальди, в его характере с силой проявляется одна черта. Ведь он всегда был совершенно независимым человеком, независимым во всех отношениях — человеком, который во всех жизненных обстоятельствах оставался (пусть это было наивно) широкой натурой и заботился только о том, что стремилось излиться из его собственных внутренних импульсов. Поэтому поразительно, что он все сделал для того, чтобы Итальянское королевство возглавила династия Виктора Эммануила[91]. Ведь все освобождение и объединение Италии шло от Гарибальди! Производит большое впечатление то, как со своим немногочисленным и недисциплинированным, но исполненным воодушевления войском Гарибальди завоевывает Неаполь, Сицилию, и будущему королю Италии остается лишь совершить въезд в области, завоеванные Гарибальди. При этом ни со стороны самой королевской фамилии, ни со стороны королевского двора не было сделано по–настоящему ничего, чтобы по достоинству почтить Гарибальди за все им совершенное. Если прибегнуть к тривиальным выражениям, то Савойская династия была обязана Гарибальди всем, и она оказалась в высшей степени неблагодарной по отношению к Гарибальди, оказав ему, собственно, лишь те знаки учтивости, которых уж никак нельзя было избежать.
Вот как, например, было дело при вступлении в Неаполь. Ведь Гарибальди завоевал Неаполь для династии, и неаполитанцы видели в нем своего настоящего освободителя, при появлении которого в народе поднималась буря ликования. Казалось немыслимым, чтобы будущий король Италии мог совершить свой въезд в Неаполь без Гарибальди, это было просто немыслимо. Однако советники короля были решительно против этого. Виктор Эммануил все–таки инстинктивно почувствовал, что Гарибальди в своей красной блузе должен сидеть рядом с ним при въезде в Неаполь, иначе вместо возгласов ликования, которые относились, собственно, к одному Гарибальди, будущий король Италии, наверное, был бы освистан народом. Можно даже с полной уверенностью утверждать, что это произошло бы, если бы он въехал в Неаполь без Гарибальди.
Так происходило, в сущности, на каждом шагу. Во время одного из походов — это было в Средней Италии — все было сделано одним Гарибальди. Королевские полководцы и сам король появились (не знаю как сказать поснисходительнее) с некоторым опозданием, когда все уже было кончено благодаря Гарибальди. А когда королевское войско во главе с полководцами, изукрашенными орденами, наконец, появилось и встретилось с добровольцами Гарибальди, которые не носили никаких орденов и одеты были весьма непритязательно, тогда королевские полководцы заявили: но это же немыслимо, это же никак невозможно — совершать поход вместе с ними! Однако Виктор Эммануил, как уже было сказано, обладал некоторым инстинктивным чувством и позвал Гарибальди к себе, чтобы тот ехал рядом с ним. И королевские полководцы, которые задирали нос, должны были соединиться на время с армией Гарибальди. Они выглядели при этом ужасно плохо, будто у них было не все в порядке с животом. Но дальше все происходило так: при вступлении в какой–либо город Гарибальди должен был идти в арьергарде, позади всех. Добровольцы должны были пропускать других, чтобы те маршировали впереди. Эти люди, которые фактически ничего не сделали, вступали первыми, и лишь вслед за ними шел Гарибальди со своими гарибальдийцами.
В этих замечательных сцеплениях судьбы и заключается существенное. Именно в этих сцеплениях судьбы вы должны видеть то, что приводит к кармическим связям. Ибо, не правда ли, это в общем–то не относится к области человеческой свободы или несвободы, если впервые читаешь свое имя в газете, извещающей об осуждении тебя на смерть, или когда находишь себе жену при помощи подзорной трубы. Это закономерности судьбы, которые действуют наряду с постоянно присутствующей человеческой свободой. Как раз наблюдения над такого рода событиями, о которых можно с уверенностью сказать, что они суть звенья судьбы, и открывают возможность практического изучения сущности кармы.
И вот у таких личностей характерными являются второстепенные обстоятельства их жизни. У таких личностей второстепенные вещи оказываются важными, существенными. Видите ли, Гарибальди был, что называется, красавцем–мужчиной. У него были прекрасные темно–русые волосы. Он вообще был очень красив, но его темно–русые вьющиеся волосы особенно нравились женщинам. Так вот, по тем немногим чертам его избранницы, его жены, которую он отыскал при помощи подзорной трубы, на которых мы останавливались, можно судить о ее привлекательности, о ее самоотверженности, о том, что она обладала самыми лучшими качествами, — но при этом, кажется, она была и ревнива! Без этого, по–видимому, у нее не обошлось.