Точно так же мы можем то, что из астрального тела втекает в эфирное тело, теперь уже не выносить наружу, вне нас, но только в нас самих перенести вниз от астрального тела в эфирное тело. Итак, мы можем вызвать нечто такое, что мы не отделяем от нашей природы, не выставляем в пространство, но что мы всего лишь вдвигаем в нас самих. Если мы выполняем этот процедуру, то мы, в сущности, имеем дело с неким претворением законов эфирного тела в физическое. Законы эфирного тела приобретают физический характер, те законы, которые эфирное тело получает от астрального тела, тогда как в архитектуре физическим становились спроецированные вовне законы физического тела. И вот, благодаря тому, что возникает снаружи из нашего эфирного тела, — тогда как архитектура возникала из нашего физического тела, — возникает скульптура или пластика, так что мы как бы сдвигаем вниз на одну ступень законы эфирного тела.
АРХИТЕКТУРА — Физическое тело
СКУЛЬПТУРА — Эфирное тело
Как в архитектуре мы выдвигаем наружу в пространство законы физического тела, так в скульптуре мы опускаем вниз на одну ступень законы эфирного тела. Мы не обособляем, не отделяем их от нас, но мы вдвигаем их в наш собственный облик. Как архитектуру мы должны считать вне нас образованной закономерностью физического тела, так скульптуру мы должны считать закономерностью нашего эфирного тела в нас; мы только лишь дополняем её потом в образной форме в образном произведении. Все закономерности пластики раскрываются, если мы рассматриваем её так. Если в случае архитектуры мы имеем дело лишь с законами физического тела, его пространственными линиями и силовыми воздействиями, вынесенными в пространство, и ничего иного в пространство не принимается, ни от эфирного тела, ни от астрального тела, ни от «я», то в случае скульптуры дело обстоит так, что мы сводим вниз на одну ступень законы эфирного тела; мы тут ничего не имеем ни от астрального тела, ни от «я», но только то, насколько эти астральное тело и «я» посылают импульсы в эфирное тело. Вот почему произведение скульптуры выступает перед нами так, что пробуждает видимость жизни. Совершенную жизнь оно обретало бы в том случае, если бы астральное тело и «я» находилось внутри него. Итак, мы должны, исследуя законы скульптуры уяснить себе то, что они являются законами нашего эфирного тела, подобно тому, как архитектура содержит законы нашего физического тела.
Если же мы проделаем то же самое в отношении нашего астрального тела, как бы снова сдвигая астральное тело на одну ступень глубже, в эфирное тело, то тогда мы сдвинем вниз то, что уже живёт в человеке. Тут не возникает ничего, что поистине могло бы быть пространственным, поскольку астральное тело, будучи сдвинуто в эфирное тело, не может быть выдвинуто в пространство, ибо эфирное тело суть ритмы, суть созвучия и так далее. Тут может возникнуть только образ, и на самом деле тут возникает образ, картина: возникает живопись. Живопись является тем искусством, которое содержит в себе законы нашего астрального тела точно так же, как скульптура содержит в себе законы нашего эфирного тела, а скульптура — законы нашего физического тела.
ЖИВОПИСЬ — Астральное тело
Если же мы посмотрим на четвертый член нашего человеческого существа, на «я», и передвинем это «я» в его законами вниз, в астральное тело, сдвинем далее, вниз, позволяя ему быть подвижнее, быть активнее, то мы снова получим другое искусство, которое не содержит того, что действует в «я», того, что мы обобщаем посредством нашей речи или посредством обычных представлений, но мы получим нечто такое, что от «я» оттеснено на одну ступень в подсознание. Как если бы с горизонта нашего сознания, мы опустились на половину одного члена нашего существа вниз, мы с «я» погрузились вниз в астральное тело: вследствие этого возникает музыка.
МУЗЫКА — «я»
Итак, музыка содержит законы нашего «я», но не так, как изживаем мы их в обычной прозаической жизни, но оттесненными в подсознание, в астральное тело; «я» как бы погружается под поверхность астрального тела и, будучи внутри него, плавает и волнуется в соответствие с закономерностями астрального тела.
Если же мы хотим говорить о высших членах человеческого существа, прежде всего, о Самодухе, мы можем говорить об этом как о том, что ещё находится вне человеческого существа. Ибо мы только в пятом послеатлантическом периоде постепенно начинаем делать этот Самодух внутренним членом своего существа. Но если человек принимает это как нечто, сходящее свыше и погружающееся в его «я», то есть снова погружение того, что сегодня можно всего лишь предчувствовать, уподобляя пловцу погружающемуся в воду, погружения в «я» предчувствия своего Самодуха, — тогда возникает поэзия.