Шестая лекция
Пластически–архитектурные образы
Сегодня человеку относительно легко, — я говорю относительно, — принять, более или менее, теоретически то, что мы понимаем под духовнонаучным мировоззрением или антропософией. Но будет труднее пронизать всё существо человека, саму жизнь теми импульсами, которые приходят из самой духовной науки. Принимать духовнонаучное мировоззрение теоретически, когда знают, что человек состоит из физического тела, эфирного тела, астрального тела и так далее, знают, подобно тому, как знают, что тот или иной звук имеет такое–то или такое–то высокое число колебаний, или что кислород, связанный и водородом становится водой, — знать это человек приучен вследствие естественнонаучного мировоззрения, которое у человечества сложилось постепенно в ходе последних столетий.
Однако в меньшей степени человек привык, чтобы на его эмоциональную и душевную жизнь оказывали влияние те познания, которые предлагает духовная наука. В сущности, тот способ, которым духовная наука должна действовать на человека, противоположен тому способу, которым должна действовать на человека другая наука. Весьма всеобще и очень часто отмечаемое ощущение состоит в том, что сухая наука отнимает у человека тёплое чувство жизни и её фактов, что сухая наука имеет в себе нечто холодное и трезвое, она как бы отбирает у вещей свежесть, некий налет росы. И можно сказать, что это до известной степени и должно иметь место в случае внешней науки. Ибо сколь существенная различие имеется между впечатлением, которое оказывают на нас чудесные облачные образования на вечернем, или утреннем небе, и простым сообщением, которое может сделать по этому поводу астроном, или метеоролог. Как будто тёплым чувством, охватывающим всего человека и проникающим в него, кажется нам богатство окружающего нас природного бытия. Сухой и трезвой, холодной, безжизненной и лишенной любви кажется нам эта наука с её понятиями и идеями, которые сообщают нам сведения относительно того, что в ином случае оказывает на нас теплое, исполненное жизни впечатление. И в отношении к естественнонаучным познаниям вполне оправдано то, что их так чувствуют и ощущают. То, что внешнее естественнонаучное знание должно быть именно таким, имеет свои достаточные причины, но духовнонаучное познание не должно быть таким знанием. Духовнонаучное познание напротив должно всё ближе и ближе подводить к полноте жизни, к жизненному теплу внешнего мира, и вообще мира в целом. Тут мы, несомненно, должны учиться тому, чтобы возбуждать в себе некоторые импульсы, которых современный человек почти что не имеет. Современный человек ожидает от того, что он называет наукой чего–то такого, в чём уже заложено то, что для нас эта наука должна являться холодной и трезвой, и, говоря в смысле Гёте: Вагнероподобной. Человек ожидает от науки, что, если он вберет в себя эту науку, для него будут разрешены те загадки природы, которые известны ему и сейчас, насколько он имеет дело с теми или иными вещами: он довольствуется тем, если знает, как он должен поступать с теми или иными вещами.
В наше время можно познакомиться даже с таким людьми, которые по вполне определённой причине испытывают ужас перед наукой. А именно, они говорят, что полная, свежая жизнь в прошлом состоялась именно потому, что человек не решил всех загадок, что он предчувствовал существование чего–то, что ещё не разрешено им. И вот, приходит наука, — так говорили люди, — и постепенно разрешает загадки природы. Человек представлял себе, как скучно будет находиться в мире будущего, если наука решит все загадки, и человеку будет нечего, ни предчувствовать, ни открывать на естественнонаучном пути. Некая страшная пустыня должна была простираться перед человечеством, и по этому поводу человек испытывал вполне правомерный ужас.