Как сказано, мне пришлось бы очень о многом говорить с вами, если бы я захотел входить в те, весьма интересные подробности, которые лежат в основе этой архитектурной формы. К наиболее интересному относится то, что удалось как следует воплотить в этом современном материале, в бетонном строении то, что должно было быть выражено. Ибо предоставилась возможность, при формировании из этого современного материала идти всё дальше и дальше, создавая в этом стиле строения, которые служат современной ариманической культуре. Как раз это необходимо. Мне нет надобности входить в отдельные подробности, поскольку для меня дело в том, чтобы показать вам принцип этого здания и того, что с ним связано. Этот принцип может быть измене во многих направлениях. Например, купол мог бы быть изменен, так что он уже не выглядел бы похожим на купол при чисто геометрически–математическом его рассмотрении, при рассмотрении, которое не является органическим, и так далее. Сегодня я хотел обсуждать только этот принцип: принцип внутреннего пересоздания и преображения, принцип жизни в преображении и в созидании. Я хотел привести это для того, чтобы показать вам, насколько истинное художественное созидание, будучи связано с нашей духовнонаучной мыслью, должно держаться вдали от всякой символической казуистики, так как эта символическая казуистика есть нечто внешнее. Речь тут идет о том, чтобы внутренне охватить то, что тут предложено и всей душой сопутствовать ему.
Когда здание будет готово, не хотелось бы всё снова и снова слушать вопросы: что означает то, что означает это? — а затем быть вынужденным выслушивать, как кто–то рад тому, что он, как он считает, нашел значение того или иного у данной вещи. Вследствие таких толкований, касающихся всяких поэтических и литературных продуктов, мы, на некоторых окольных теософских путях доходим до курьёза. Так, например, Драмы толкуются таким образом, что об одном персонаже говорят, будто бы он означает Манас, про другой персонаж, будто бы он означает Будхи, про третий, — будто бы он означает Атман и так далее. Так, при желании можно истолковать всё что угодно. Но речь идет не о толкованиях такого рода, но о жизни в самой вещи, о том, чтобы идти вместе с творящим началом, которое как излияние высших иерархий пронизывает и формирует весь наш мир. Но поскольку это труднее, нежели символическое или аллегорическое толкование, поэтому не следует отказываться от преодоления этих трудностей, ибо оно приводит в духовный мир и является наиболее сильным побуждением, чтобы по–настоящему придти к имагинации, к инспирации и интуиции.
К преобразующим импульсам современности принадлежит и необходимость все более и более далеко идущего понимания (процесса) восхождения души человека в те регионы, которые открываются имагинативному, инспиративному и интуитивному рассмотрению. Ибо в тех сферах, которые раскрываются для этого наблюдения, заложено то, что только и делает наш мир единым, сводит его в единое целое, заложено то, что поднимает нас над чистой майей и вводит нас в истинную реальность.
Следует всё снова и снова подчёркивать; то, чему мы идём навстречу как новому духовному познанию, не может довольствоваться результатами прежнего ясновидения. Конечно, многие люди вытаскивают на свет это старое ясновидение, но время этого прежнего ясновидения уже миновало, и то, что может выступать у отдельных людей, есть лишь атавистические отголоски старого ясновидения. Но та ступень человеческого бытия, на которую мы должны взобраться, не раскроется, если будут подогреваться этим прежним ясновидением. Давайте попытаемся ещё раз рассмотреть то, что лежит в основе этого нового ясновидения. Мы уже часто указывали на принципиальные вещи, но мы хотим попытаться сегодня ещё раз указать на эти вещи с другой стороны.
Будем ещё раз исходить из того, что мы все знаем, из того, что человек в течение дневного бодрствования своим «я» и своим астральным телом живёт в своём эфирном и своём физическом теле. Но я уже подчеркивал в последние дни, что это бодрствующее состояние человека от пробуждения до засыпания, не является, всё же, полным бодрствованием, что нечто гораздо больше в человеке всё ещё спит. То, что мы ощущаем как волю, действительно бодрствует лишь отчасти. Наши мысли бодрствуют от пробуждения до засыпания, но воля является чем–то, что мы реализуем на грезящем, сновидческом уровне. О свободе воли и о свободе вообще рассуждают так много и безрезультатно, поскольку люди не принимают к сведению, как то, что им становится известно о воле при дневной бодрственной жизни, является всего лишь сном, грёзой о волевых импульсах. Когда вы волите и имеете об этом какое–то представление, то вы, несомненно, бодрствуете. Но как осуществляется воля и переходит в поступок, об этом человек в бодрствующем состоянии в дневной жизни всего лишь грезит.