Для примера мне хочется взять крестовые походы как человеческое переживание, как душевное переживание. Они мыслимы так, как они переживались в средние века, лишь в том случае, если знают, что в речевом переживании имело место сопереживание этих нижних дополнительных тонов, духовно–спиритуальных нижних тонов. Слова Клермонтского Собора: «Этого хочет Бог‑Dieu le veut — поистине не затронули бы современных людей Средней и Западной Европы так, как трогали они людей средних веков. Но причину этого можно узнать, только поняв, что же тогда говорилось.
Со всем этим, однако, связано одно важное явление во всей современной духовной жизни. С этим связана вся формация новой исторической жизни. Попробуйте как–нибудь связать свои исторические представления с той струящейся интимностью языковых нижних тонов; тогда вы поймёте, почему в указанной точке времени происходит группирование европейских национальностей, которые до тех пор стояли в совершенно ином отношении друг к другу, были подчинены совершенно иным импульсам в их отношении друг к другу. То, как национальности Европы соединялись на отдельных территориях, формируясь вплоть до нынешних дней, связано с теми импульсами, которые были бы интерпретированы совершенно ложно, если бы человек, возвращаясь в прошлое от настоящего времени, искал возникновение национальностей в средние века или в античной древности без учёта того, какой важный этап следовало тогда перешагнуть в душевной жизни.
Я могу дать вам только намёки, так как тема, собственно, требует долгого рассмотрения. Самое важное относительно этих вещей надо предоставить вашей собственной медитации, которая найдет то, что может быть дано благодаря такому побуждению. Чего бы мне хотелось достичь посредством такого побуждения, так это то, чтобы дать представление о том, как можно построить мост от духовной науки к жизненным воззрениям, к пониманию жизни, о том, как духовная наука может вести человека к сознательной позиции по отношению к тому, чем мы живем в действительности.
Естественным образом должно затем проявиться то, — если упомянуть об истинных основах таких указаний, — что наше время должно с необходимостью сделать многое, что по отношению к древности должно выступить как обновление. Если мы вследствие мировой кармы будем поставлены сегодня в совершенно особую, ариманически действующую среду, и наши душевные силы должны укрепиться настолько, чтобы через все препятствия, приходящие к нам от ариманической духовности, найти всё же дорогу в духовные сферы, — человеческая душа сегодня нуждается в других средствах поддержки, нежели нуждалась она ранее. И это связано с тем, что даже искусство должно пробить себе новый путь во всех областях.
Само собой разумеется, что искусство должно было говорить иначе, обращаясь к той душе, которая в меньшей степени была подвержена ариманическому влиянию, нежели должно оно говорить к современной душе, которая гораздо сильнее подвержена этому влиянию. Самый первый шаг к такому искусству, поистине самый первый шаг, ещё несовершенный должен быть сделан посредством нашего здания, нашего Бау. Предпринимается попытка в этом здании создать настоящее искусство, которое апеллирует к активности души: в связи с целостным охватом современной жизни, но со спиритуальным охватом современной жизни. Вспомните ещё раз, то, до постыдного тривиальное сравнение, которое я давал относительно нашего здания несколько недель тому назад. Я говорил: как относится то, чем должно стать наше здание, к тому, как воздействуют старые здания, старые произведения искусства вообще?
Старое произведение искусства воздействовало посредством того, что было в его формах и красках. Формы и цвета создавали впечатление. Если обозначить схематически, если это форма, то эта форма воздействует на глаз (изображается на рисунке). Воздействие оказывало то, что находилось в пространстве, которое было заполнено формой. И точно так же обстояло с красками. Воздействовала краска, которая была на стене.
Я говорил, что с нашим зданием дело мыслится не так, но наше здание задумано так, — и в этом и состоит постыдно тривиальное сравнение, — как «кухонный горшок», кухонная форма, «горшок для кулича», который не представляет собой ничего самостоятельного, но служит формой для кекса, кулича. Тут дело в том, чтобы находящееся внутри получило форму, если же он пуст, то обнаруживается, что он является «кухонной формой», «кухонным горшком». Дело в том, что он делает из кулича, из кекса. В случае нашего здания дело в том, что переживают души в своих глубинных основах, когда они задерживаются в этом здании, когда они доходят до границ формы этого здания. Итак, произведение искусства, в сущности, лишь побуждает посредством того, что находится в нём как форма. Произведение искусства есть то, что переживает душа, когда она вдоль и поперек переживает форму. Произведение искусства есть всего лишь кухонный горшок, кухонная форма. То, что строится, есть кухонная форма для кулича, кекса; поэтому надо попытаться применить здесь совершенно новый принцип.