Автор выражает полное и слезное раскаяние по поводу своей многолетней деятельности в палладистской сатанопоклонской организации, где он достиг высочайшей 33-й степени, получив каковую он мог уже претендовать на пост сатанинского папы. Батайль в предисловии расписывает тот ужас, который овладел раскаявшимся масоном, когда у него «раскрылись глаза». А раскаяние тридцатитрехстепенного имело особо серьезное значение: одно дело — Таксиль, другое — Марджиотта. Что мог знать первый, когда он был лишь учеником в масонстве? А Марджиотта знал все или почти все. И вот этот всезнающий тридцатитрехстепенный подтверждает все, что сказано в многочисленных к этому времени книгах Таксиля!
Больше того, не только подтверждает, но и сообщает массу новых «сведений» о масонстве как сатанопоклонничестве, притом таких сведений, которые возводят его в ранг первостепенной политической и исторической силы. Для этого используется фигура мало кому известного итальянского масона Адриано Лемми. Он оказывается движущим фактором чуть ли не всей европейской политики на протяжении полустолетия — во всяком случае, тех ее направлений, которые чем-либо вредили или препятствовали Ватикану. Нагромождается куча имен: Мадзини и Кошут, Орсини, Криспи, Гарибальди, лорд Пальмерстон, Кавур, Наполеон III, Ледрю-Роллен, итальянский король Виктор-Эммануил и многие другие — в общем, все, кто имел какое-либо фактическое или мнимое отношение к антиклериальной борьбе XIX века и к ликвидации папского государства в 1870 году. И все они лишь масонские марионетки, которых приводит в движение всемогущий Адриано Лемми, многократный убийца, вор, вымогатель, подделыватель документов и т. д., он же глава масонского лагеря.
Потом появляется новая фигура: за океаном, в Чарльстоне (США) выдвигается на масонском горизонте Альберт Пайк, гроссмейстер «шотландского обряда». От имени итальянских масонов к нему обращается Мадзини с предложением стать во главе мирового масонства. Пайк принимает предложение. Это происходит 20 сентября 1870 года. Дата подчеркивается Марджиоттой, ибо в этот день совершается еще одно событие, не менее важное: войска генерала Кадорны вступают в Рим, и вечный город становится столицей светского итальянского государства, чем наносится страшный удар апостолическому престолу. Сама собой возникает мысль о том, что оба события были звеном единой масонской операции. Несуразность такого вывода не должна особенно бросаться в глаза, ибо содержание книги в целом ничуть не более правдоподобно и обоснованно.
Глава мирового масонства Альберт Пайк приводит в систему свое вероучение. В мире существуют-де два бога: добрый Люцифер, воплощение света и добра, друг человечества, и злой Адонай (иудейский и христианский бог), враг людей. И поклоняться надо, конечно, Люциферу, а не иудео-христианскому Иегове, или Адонаю. А когда Пайк умер (как это Люцифер не помог ему продержаться на свете?!), в масонстве произошел переворот.
Пресловутый Адриано Лемми созвал в Риме всемирный масонский конгресс, который избрал его, Лемми, всемирным вождем масонства, что вызвало смену не только руководителей, но и программы, учения, системы догматов. Лемми дал масонству вместо культа Люцифера культ Сатаны, то есть дьявола, злого бога. По этому учению, христианский и иудейский бог Иегова, или Адонай, является добрым богом, а Сатана в принципе зол, но поклоняться почему-то нужно именно ему. Уже после выхода книги Марджиотты Жаннета сказала Таксилю:
— Слушай, врал бы он хоть поумней! Кого можно убедить в том, что поклоняться надо именно злому богу, а не доброму? Я могу понять этого Пайка — не тот бог добр, а этот, вот ему и нужно поклоняться… А так ведь получается бессмыслица…
— Не бойся, — получила она ответ. — Чем глупей, тем лучше. Видишь ведь, читают и верят!
Поверили и в ту кутерьму, которая якобы возникла в масонском лагере после избрания Лемми и обнародования его программы: одни, дескать, протестовали, другие соглашались, присоединялись, отделялись, дискутировали. О себе Марджиотта рассказывает, что он отверг и кандидатуру Лемми во всемирные руководители, и его учение. Отвергли-де и многие другие, главное же, что таким образом поступила Диана Воган. Опять перед читателем выдвигается эта таинственная фигура, и здесь ей уделяется большое внимание.