А Таксиль уже стал подумывать о завершении операции. Но еще не все было к этому готово.
— Не думаешь ли ты, дорогой Габриэль, — спросил у него однажды Хакс, — что нарыв достаточно созрел и что пора уже вскрывать его?
Таксиль лежал на диване и сосредоточенно разглядывал потолок. Хакс сидел в глубоком кресле у письменного стола, вытянув свои длинные ноги. Оба немилосердно дымили сигарами.
Ответа на заданный вопрос пришлось ждать долго. Уж не заснул ли Габриэль? Нет, вот он повернул голову к Хаксу, и сквозь пенсне тот разглядел его смеющиеся глаза. Сказал:
— Почти созрел, но вскрывать его еще рано.
— Чего ты хочешь дождаться?
— Хотелось бы, — медленно и раздумчиво стал говорить Таксиль, — провести два рода операций, сталкивающихся, действующих в разных направлениях. С одной стороны, нужно еще больше шума, нужен максимум грохота вокруг наших разоблачений, надо еще и еще привлечь внимание публики ко всей нашей чертовщине — Сатана, масоны, черти, палладизм и прочее. С другой стороны, надо зародить в публике сомнение, дать материал для наших противников, для скептиков, пусть начнут уличать нас…
— В чем?
— Понятно в чем. В жульничестве, в обмане, в безнравственности.
— Все ведь это будет правильно!
— Да, конечно. Впрочем, не все. Мы — обманщики, но не в безнравственных, а в нравственных целях.
— Подожди-ка, разъясни мне, пожалуйста, почему мы должны давать другим людям возможность разоблачить тот обман, который мы сами хотели раскрыть? Мы будем выглядеть не очень красиво…
— Видишь ли, Карл, — прервал его Таксиль, — ты меня не очень ясно понимаешь. Раскрыть весь обман они не смогут, они заденут нас с одного боку, с другого боку и разожгут общественный интерес ко всему делу. Мы должны вскрыть нарыв в атмосфере наибольшего возбуждения общественного мнения, чтобы получить наибольший резонанс.
— И что же ты хочешь сделать? Как ты этого добьешься?
— Вот слушай! Завтра я пойду к нунцию и предложу ему…
На следующий день Таксиль сидел у ди Ренци и объяснял суть своего нового начинания:
— Антимасонский конгресс, который я предлагаю созвать, должен быть всемирным. Если нам удастся добиться благословения святейшего отца, то мы сможем привлечь к делу сотни виднейших деятелей церкви, много влиятельных католиков-мирян. А если мы сумеем это сделать, нам обеспечено внимание прессы, десятки журналистов из разных стран будут присутствовать на конгрессе и освещать его ход во всех крупных газетах и журналах мира.
Нунций с нескрываемым восхищением смотрел на своего собеседника. Какая идея! Какой замысел! И…
— Вы имеете в виду, сын мой, что задуманный вами конгресс будет не просто антимасонский, но и антисатанинский…
— Разумеется! Для всех участников и для мирового общественного мнения это одно и то же, — такова будет основная идея конгресса. Все силы на земле и на небе, противостоящие святому престолу, суть воинство Сатаны, имеющее лишь внешнюю форму масонства и масонских лож. Если это поймут все люди, то любой политический деятель, ученый, писатель, сотрудник прессы, выступающий против нашей единоспасающей католической церкви, должен рассматриваться ими как тайный или явный масон, следовательно, агент и помощник антихриста. Такова идея!
Нунций не в состоянии сдержать волнения. Он встает и начинает быстро семенить короткими ножками по кабинету, описывая круги вокруг Таксиля. Тот тоже встает и становится в молитвенную позу.
— Великолепно, дорогой сын мой Габриэль. Я сегодня же отправлю в Рим депешу. Буду испрашивать у его святейшества благословения на предлагаемый нами конгресс и советов относительно места и времени.
Ответ на депешу пришел необычно скоро, что свидетельствовало о весьма благоприятной реакции папы на предложение Таксиля и нунция. Благословение было дано безоговорочно, но особое значение имело указание папы на то место, где следует провести конгресс: Тренто в Северной Италии.
— Вы понимаете, дорогой Габриэль, — говорил Таксилю нунций, — как это многозначительно. Это Тридент, мы проведем новый Тридентский собор!
Таксиль отлично понимал всю многозначительность ситуации. В XVI веке то же Тренто, — в латинской форме Тридентум, — явилось ареной знаменитого Тридентского собора (заседал с перерывами восемнадцать лет!), которым католическая церковь дала решительный бой протестантизму. Новый Тридентский собор должен был дать бой очередному противнику церкви — масонству, вернее, всем современным противникам ее, воплощенным в этом символе.