Выдержав многозначительную паузу, Таксиль перешел потом на почти доверительный тон:
— Монастырь, в котором укрывается мисс Диана Воган, я указать не могу, ибо кинжал масонов угрожает ей ежеминутно. О самой личности Дианы Воган и о ее месте в системе наших современных религиозно-католических ценностей я мог бы вам рассказать очень много. Ограничусь одним примером. Когда Диана в день тела божия присутствовала впервые на литургии, об этом по телеграфу было сообщено ее парижским друзьям, причем было еще сказано, что она останется в монастыре до вечера субботы. Среди людей, посвященных в содержание депеши, находился парижский аббат Деляпорт; он был растроган и воодушевлен полученным сообщением и громко заявил, что за обращение мисс Воган он, если бы это понадобилось, охотно пожертвовал жизнью. И как раз в субботу, в тот момент, когда мисс Воган выезжала из ворот монастыря, — точное совпадение во времени этих моментов было документально зафиксировано, — патер Деляпорт скончался!
Зал охнул. Таксиль затянул паузу, явно сам подавленный значительностью этого факта.
— Если говорить о документах, связанных с мисс Дианой Воган, то могу сообщить, что у меня имеется целый портфель совершенно неопровержимых материалов, официально засвидетельствованных.
И, обратившись лицом к тому месту, где сидел Баумгартен, прямо указывая на него пальцем, Таксиль своим звонким голосом закончил:
— Но вам, милостивый государь, я их не покажу, ибо вы чересчур любопытны. Вы не сознаете, сударь, какой вред вы причиняете, ставя публично свои вопросы. Мы не должны проявлять излишнюю нескромность, иначе мы подвергаем святую опасности. Комиссии из достойных доверия лиц я представлю все нужные доказательства, но не вам!!!
Эффектная концовка была увенчана неистовыми рукоплесканиями. Таксиль вернулся в ложу прессы, аплодисменты продолжались. Он встал со своего места, вытер платком пот со лба и многократно раскланялся во все стороны. Потом заседание было закрыто и вопрос о реальности мисс Дианы Воган, по видимости, был благополучно и положительно решен.
Общая и главная идея конгресса была сформулирована в конце его австрийским делегатом, тессинским регирунгспрезидентом советником А. Респини. Он заявил в своей речи:
— Как бы здесь ни говорили о масонах и что бы плохого ни говорили, всего этого мало, чтобы выразить наше действительное отношение к ним, чтобы правильно оценить всю мерзость их сущности и деяний…
Овация, которая последовала за этим, была почти такой же, как те, которые раздавались по адресу Таксиля. Долго гремели возгласы: «Эвива иль Тичино каттолико, эвива Респини!»
И все же по поводу сомнений, связанных с Дианой Воган, руководству конгресса пришлось сманеврировать. Было принято решение передать их рассмотрение специальной комиссии римского организационного комитета по подготовке конгресса.
19
После закрытия конгресса трентский архиепископ Валюсси устроил в своем дворце вечерний прием для немногих избранных. Конечно, на первом плане среди них был Таксиль; Марджиотта не удостоился этой чести.
В богатом номере фешенебельной гостиницы Таксиль дожидался, когда горничная принесет ему выглаженный фрак. Он ходил из угла в угол и с довольным видом потирал руки. На диване сидел Марджиотта и меланхолично сосал трубку.
— Понимаете ли вы, синьор Доменико, — говорил Таксиль, — как все сошло великолепно? Что вы скажете? Порка мадонна!
— А известен ли вам, Габриэль, смысл этого употребленного вами выражения?
— Еще бы! Свинья Мадонна. Распространенное итальянское ругательство.
— И вы можете так богохульствовать, отправляясь к благочестивому архиепископу в гости?
— Могу. Тем более что мы с вами вместе с благочестивым архиепископом целую неделю занимались богохульством. А на мой-то вопрос вы все-таки ответьте: здорово получилось?
— Да, — ответил Марджиотта. — Но еще лучше было бы, если б не было речи Грацфельдта, вопросов Баумгартена и той комиссии, которой предстоит сказать свое слово. И еще лучше, если бы меня тоже пригласили на ужин к архиепископу. Все-таки это свинство, не пригласить командора ордена Святого Гроба!
Таксиль расхохотался:
— Последнее, может быть, и правильно. Но я вам все расскажу, что там будет.
— Говорят, архиепископ — большой гурман. И вина у него хорошие.
— И съем за вас, и выпью все, что надо.
— Это утешительно. А что вы скажете относительно Грацфельдта и других?