— Теперь я позволю себе дать несколько фактических справок. Материал для книг, которые вышли под моим псевдонимом — Таксиль, выдуман мной почти от начала до конца за исключением того, что я брал из всем известных опубликованных справочников, — списки масонских лож, фамилии их руководителей, адреса и т. д. Книги, вышедшие под псевдонимом Батайля, сочинены мной совместно с моим другом Шарлем Хаксом, с которым мы были знакомы еще с детских лет. Все, что там рассказывается о Сингапуре, Гибралтаре, подземных мастерских Сатаны и так далее, — чистое вранье, с большим удовольствием нами придумывавшееся. Дианы Воган на свете нет, есть машинистка, милейшая Фифи Леже, от души хохотавшая над текстами, которые ей приходилось перепечатывать. Я ей настойчиво внушал, что именно она и есть сама Диана Воган, и это было для нее поводом к безудержному веселью. Вы, конечно, понимаете, что все сочинения экс-палладистки написаны мною. Я вел также переписку бывшей дьяволицы с досточтимыми кардиналами Пароччи, Верциччи и другими церковными сановниками. Все шло к тому, чтобы святейший отец назначил Диане Воган аудиенцию. Боюсь, что из этого ничего не получилось бы, ибо в натуре представить ему Диану я не смог бы даже при содействии ее родственников — чертей Битру и Асмодея.
Из зала: «А Марджиотта? А архиепископ Морэн?»
— С Марджиоттой у меня были сложные отношения. Сначала мне удалось внушить этому верующему католику, что он делает благочестивое дело, разоблачая синагогу Сатаны, и что в публикациях, идущих на пользу церкви, приврать вовсе не грешно. Потом он начинал, правда не без основания, подозревать, что я его дурачу, но уж деваться ему было некуда, тем более что вера его за это время полностью выветрилась и в дальнейшем он, кажется, меня перещеголял. Что же касается архиепископа Морэна, то я редко в своей жизни испытывал большее удовольствие, чем тогда, когда читал его глупейшую мазню и беседовал с ее автором, высокопоставленным церковным иерархом.
Публика устала шуметь. Кто сам не шумел, устал от шума, производимого другими. Особенно сильный скандал разыгрался, когда Таксиль рассказывал о своей знаменитой трехдневной исповеди, когда он, между прочим, покаялся в убийстве, никогда им не совершавшемся. Некий священник вскочил с места и закричал плачущим голосом: «Позор!» Другой высказался пространней:
— Небесная кара за ваше поведение будет такой, что ни один священник не сможет вас от нее избавить. Никто и не согласится исповедовать вас!
Увидев, однако, что на Таксиля эта угроза произвела весьма приятное впечатление, он перешел к брани:
— Вы — негодяй самого худшего рода!
В зале одни хохотали, другие потрясали кулаками и выкрикивали ругательства. Когда немного стихло, встал корректного вида, одетый в дорогую и нарядную сутану священник и возгласил:
— Присутствующее духовенство не должно ни одной минуты больше оставаться в этом зале!
И направился к выходу, проталкиваясь через толпу, занимавшую весь проход. Но тут поднялся известный всему Парижу проповедник аббат Гранье и сказал:
— Нет, мы должны этого мошенника выслушать до конца.
Мирские участники собрания не остаются в стороне от схватки. Изощряется в ругательствах корреспондент солидной и респектабельной газеты «Тан». Корреспондент «Юнивер» выкрикивает:
— Я пришел сюда, чтобы дать в печати отчет о том, что здесь происходило. Но теперь я считаю своей задачей — ни слова об этом не говорить!
Этим он давал понять остальным присутствующим на собрании корреспондентам, что наилучшей их тактикой в такой обстановке будет молчание. Да, о том конфузном положении, в которое Таксиль поставил церковь и вообще клерикальные круги, господствовавшим тогда во Франции органам печати лучше было помалкивать.
А Таксиль продолжал:
— Не буду пересказывать содержание того, чем я морочил голову католическому миру и церкви в течение двенадцати лет, — вы все это знаете. Скажу лишь, что крупицы истины тонут там в куче вымыслов, принадлежавших главным образом мне.
Выкрик из зала:
— А Батайль, Диана Воган?
— Что было подлинным в переписке Дианы — это письма к ней от кардиналов и прочих святош, здесь мне нечего было сочинять или прибавлять, эти болваны сами за себя работали. То же и архиепископ города Порт-Луи Морэн, его глупости принадлежат его собственной персоне. Что же касается Батайля и Марджиотты, то здесь мы работали совместно. Бывали разногласия. Обычно это происходило тогда, когда кто-нибудь из нас предлагал какую-нибудь уж очень несуразную ахинею, а другой сомневался в том, что кто-нибудь поверит в ее истинность. Вспоминаю некоторые пассажи, которые вызывали кое у кого из нас опасения, но прошли потом вполне благополучно. Я вписал, например, Батайлю, что однажды Асмодей принес в подарок Диане львиный хвост — он отрезал его от льва евангелиста Марка, — и Диана повесила его себе на шею. Шарль Хакс (он же Батайль) долго смеялся, а потом сказал: «Ну, ты, Габриэль, на этот раз перехватил. Какой осел этому поверит?» А я ответил ему: «Не бойся, дураков хватит, разве остальные россказни католицизма, христианства в целом, да и религии в целом более правдоподобны?» Еще к вопросу о львином хвосте. Мы написали: когда в 1885 году на палладистском собрании в Париже некоторые его участники стали неуважительно говорить о Диане, неизвестно откуда появился вдруг этот самый хвост и немилосердно отхлестал всех недругов гроссмейстерины, после чего верноподданно лег на ее шею, и собрание продолжалось в нужном духе. Ничего, сошло. Выкидывал я и другие фортели не литературного порядка. Когда Финдель выпустил свою брошюру и один иезуитский журнал ополчился против него, я послал в редакцию этого журнала козлиный хвост с пояснением, что это хвост одного дьявола, собственноручно отрезанный у него Дианой Воган. Редакция проглотила это и ничего мне не ответила…