Но вот долги захлестнули его. Австрийские сословия при встречах в этом году выказывали чрезвычайную озабоченность тем, что они пытались вынудить Фуггеров вернуть обратно прибыльные тирольские серебряные и медные рудники, взятые в аренду. А теперь еще и хозяева гостиниц Инсбрука настаивали на погашении старого счета, который он при всем своем желании не мог оплатить. Они отказывались расселить снова его свиту, отцы города не хотели дать ни гроша для обычного большого приема. Говорили, что даже лошади Максимилиана были на всю ночь оставлены на улице, потому что для них не нашлось стойла.
Тяжело обиженный этим позорным обращением, усталый и страдающий, может быть опять получивший новый апоплексический удар, Максимилиан приказал своим слугам унести его прочь. Он отправился дальше из Инсбрука, его несли в паланкине, потом на лодке, потом снова в паланкине до Вельса на Дунае, где он почувствовал себя слишком больным, чтобы путешествовать еще дальше. Послали за врачами в саму Вену, но пациент, который был сам сведущ в медицине, знал, что ничего больше нельзя было поделать.
Он лежал в Вельсе совсем тихо и ждал смерти вместе со своей любимой собакой возле кровати, в комнате с клетками, полными поющих птиц, с музыкантами, которые играли, когда он этого желал, и со своим старым другом, доктором Меннелем, который длинными бессонными ночами читал ему вслух из истории его предков Габсбургов.
Он продиктовал свою последнюю волю и дал при этом странные, но очень ясные и точные указания: его тело следовало полностью обрить, вырвать у него все зубы и одеть не просто в саван, но и надеть на него нижнее белье. «В самом конце своего существования, — сказал позже Куспиниан, — он стал скромнейшим из всех смертных».
Смерть наступила 12 января 1519 года. Но Максимилиана не отнесли обратно в Инсбрук, чтобы похоронить в большом саркофаге в дворцовой церкви посреди бронзовых фигур королей, которых он причислял к своему роду. Его отнесли в Винер-Нойштадт, где он родился и похоронили его там перед главным алтарем дворцовой часовни, так что проповедник, когда он поднимал причастие, стоял как раз над его грудью.
Однако, сердце императора было по его желанию перевезено в Брюгге и положено в саркофаг, в котором покоилась Мария Бургундская, любимая жена его молодых лет.
III. Мир Карла V
1. Наследник мира
Старший внук Максимилиана, Карл, серьезный мальчик, внешне не очень привлекательный, вырос со своими тремя сестрами в Мехелене в Нидерландах. Светлые волосы, гладко расчесанные, как у пажа, только немного смягчали узкое, резко вырезанное лицо, с длинным острым носом и угловатой, выступающей вперед нижней челюстью — знаменитым габсбургским подбородком в его самой ярко выраженной форме. Этот подбородок выдавался так далеко вперед, что рот был приоткрыт, что придавало его владельцу не совсем умный вид. К тому же, короткий, толстый язык мешал ему четко говорить.
Карл научился рассматривать свое, не внушающее симпатии лицо, с сухим ироничным юмором. Когда он, годы спустя, пригласил короля Франции на встречу, Карл написал: хотя это правда, что его рот открыт, «но не для того, чтобы кусать людей», и французский король может не опасаться.
Карл получил в наследство от необычайно красивой наружности своего отца только красивые прямые ноги, которые после долгих лет сидения в седле не стали кривыми, что в те времена случалось и с аристократическими ногами.
Карлу было шесть лет, когда его родители покинули Нидерланды и отправились в то трагическое путешествие в Испанию. Отец еще был полон молодой горячности — дети видели его время от времени ненадолго, когда он отправлялся на охоту, на праздник или на торжественный въезд в один из своих городов, а мать, увлекаемая темным темпераментом, постоянно брела по своей молодой жизни, как чужая. В тот день, в октябре 1506 года, когда гувернер Карла, сир де Шевре, передал ужасное известие о смерти Филиппа в Испании, он написал Максимилиану, дедушке детей, что «они выразили боль соответственно своему возрасту, но даже больше, чем он ожидал».
Возможно, нет ничего неожиданного в том, что Карл был нервным ребенком, склонным к приступам меланхолии.