«Вот она где, настоящая-то Япония! — восхищался он пейзажем и впадал в лирическое настроение. — Если удастся выбраться отсюда живым, буду считать, что побывал в раю. Трудно представить себе на земле более совершенную красоту!» Но Анна думала по-своему. Она любила степь, горячую, сухую, без конца и края раскинувшуюся в дрожащем, знойном мареве.
Рихард приезжал с новостями. Эйген Отт стал германским послом в Токио вместо Дирксена, который сменил Риббентропа в Англии. Отт предложил Зорге должность пресс-атташе посольства с окладом в пятьсот иен, но Рихард отказался.
— Почему? — изумился Макс. — Такие возможности…
— Возможности — да. Но я опасался излишней проверки — где-нибудь в архивах гестапо хранится-таки дело Рихарда Зорге.
— Да, это опасно, — согласился Макс.
— Я пообещал Отту неофициально занимать эту должность, без оклада. Мол, не хочу терять драгоценную свободу журналиста. Он согласился. Так что можешь поздравить меня, я теперь внештатный сотрудник посольства и тайный советник посла Отта! — Рихард от души расхохотался.
— Здорово! — восхищенно сказал Макс.
Зорге диктовал Максу тексты радиограмм.
— Передавай не спеша, кое-что можешь пока отложить. Главное — не переутомляйся, — советовал он.
Но однажды приехал взволнованный — японцы собираются напасть на советское Приморье в районе озера Хасан. Нужно немедленно сообщить в Центр.
— Хотят затеять войну с СССР? — спросил Макс, бледнея.
— Прежде всего хотят сорвать военную помощь СССР Китаю и поднять свой пошатнувшийся международный авторитет, — ответил Зорге.
Эта весть взволновала и Анну, — война может затянуть их пребывание в Японии, а ей так хотелось поскорее домой!
— Как ты думаешь, Рихард, это надолго? — спросил Макс.
— Думаю, нет, — уверенно ответил Зорге.
— Тогда давай работать!
Запершись в рабочей комнате, они долго готовили телеграмму, а ночью Макс передавал ее в Центр. Мешал внезапно разразившийся тайфун. На улице лил дождь, ветки деревьев хлестали по окнам, и бамбуковый домик раскачивался от ветра. Макс промучился всю ночь, по нескольку раз передавая одно и то же. А утром свалился с жесточайшим сердечным приступом. Испуганная Анна побежала на станцию и позвонила лечащему врачу. Врач приехал очень быстро со своим чемоданчиком.
— Странно, странно… — бормотал он про себя, тщательно выслушивая больного. — Эти резкие ухудшения… Непонятно. У вас неприятности? — как бы между прочим спросил он Анну.
— Почему вы так подумали? — удивилась она.
— Только от чрезмерного нервного напряжения могут быть такие перепады.
Анна, пряча глаза от всевидящего взора врача, уверила, что все в порядке.
И снова лед, постельный режим, полный покой.
В конце июля японцы действительно совершили нападение на советских пограничников, но были разгромлены советскими войсками.
Зорге ликовал:
— И мы с тобой, Макс, кое-чего стоим! Но каков подлец Чан Кайши! Отблагодарил, что называется, Советский Союз за помощь. Как только японцы перешли советскую границу, он немедленно предложил им заключить мир, чтобы вместе бить русских!
В конце лета снова назрела необходимость ехать в Шанхай на связь с курьером. Кроме Анны, ехать было некому.
— Не волнуйся, у меня уже есть кое-какой опыт, — утешала она расстроенного Макса. Он проводил ее в порт и долго прощался, глядя на нее затуманенными тревогой глазами. У Анны тоскливо заныло сердце — увидятся ли вновь?
Пароход был японский, но это вовсе не исключало опасности. Анна знала, что опасность для нее существует все время, пока она не сойдет с парохода в Шанхае.
На пароходе собралась самая разнообразная публика: англичане в белых шортах и пробковых шлемах, молчаливые и важные китайские купцы в кремовых чесучовых пиджаках и белых панамах, малайцы, похожие на маслины, японские офицеры при всей амуниции, несмотря на жару.
Англичане держались обособленно, с независимостью хозяев. Их элегантные дамы в легких полотняных платьях целыми днями просиживали в шезлонгах под зонтиками, вытянув длинные ноги.
Нижняя палуба кишела японской солдатней. Оттуда слышался непрерывный гомон и смех.
На пароходе было жарко, как в печке, и все толпились на палубе, ловя прохладный морской ветерок.
Анна вела себя просто и свободно — не пряталась по своему обыкновению, раскланивалась с соседями по каютам. С боем разговаривала только по-немецки, так же и с теми, кто к ней обращался.