— Через несколько месяцев она сменила меня на более молодого, — продолжил мой собеседник. — Это был Владик Капица.
Я во второй раз остановилась.
— Владик! Не может быть! Вы уверены?
— Вполне. Рита не афишировала связь ни со мной, ни с ним, но в данном
случае я просто знаю. Мы столкнулись как-то… В общем, я знаю.
— А Галя? — ужаснулась я.
— Ну… Силой воли Владик не обладает, а Рита как женщина крайне привлекательна. В определенной ситуации мужчине трудно устоять. Вы уж мне поверьте, Таня, и не судите нас строго.
— А кто еще из наших… ну, у кого еще был с Ритой роман? — почему-то от этого вопроса сердце мое встало колом в груди.
— Еще? Не знаю. Ну, последний был Углов, так тут вы в курсе. Не знаю. Все, что знал, я вам рассказал.
— Спасибо, — поблагодарила я. — Это как раз мой дом. Передавайте Лильке привет и поддержите ее, хорошо?
— Обязательно.
Дома я заперлась в своей комнате с целью наконец-то хорошенько поплакать. Не получилось. Слезы часто приносят облегчение, а тут они от меня бежали. Правда, я знала простой способ их добиться — дать себе волю и вспомнить, представить себе, как красивая, веселая Вика лежит на холодном полу, а сверху ее придавливает камень. Только как раз этого я больше всего боялась. Страшная картина и без того во всей своей правдивости и обнаженности стояла где-то на периферии моего сознания и постоянно, поминутно причиняла мне боль. А я эгоистка. Я не хочу боли. К тому же сосредоточиться мешали дурацкие телефонные звонки. Снова кто-то дышал в трубку и не желал говорить.
Тогда я вынула тетрадь, в которую когда-то — давным-давно, ровно неделю тому назад! — записывала свои мысли и подозрения. Что там у меня?
«1. Сергей Сергеевич Марченко, завотделом, 45 лет. Отношения с Угловым бесконфликтные. Способен убить ради своего положения.
2. Николай Андреевич Зубков, заведующий сектором, 55 лет. Отношения с Угловым взаимовыгодные. Способен убить ради сохранения своего покоя.
3. Андрей Глуховских, ведущий инженер, 30 лет. Отношения с Угловым дружеские.
4. Владимир Владимирович Середа, ведущий инженер, 40 лет. Отношения с Угловым внешне нейтральные.
5. Анна Геннадьевна Горбунова, конструктор, 52 года. Отношения с Угловым прагматичные. Способна убить ради своей семьи.
6. Иван Иванович Бойко, техник, 50 лет. Отношение со стороны Бойко откровенно осуждающее, со стороны Углова прагматическое.
7. Вика Бачурина, лаборант, 19 лет. С Угловым отношения легкого флирта. Способна убить ради выгоды.
8. Юрий Владимирович Германн, заведующий сектором, 37 лет. С Угловым нормальные рабочие отношения.
9. Даниил Абрамович Дольский, заместитель, 50 лет. Возможно, недолюбливает Углова. Способен убить из зависти.
10. Владик Капица, старший инженер, 27 лет. Отношения с Угловым натянутые.
11. Рита Крылова, бухгалтер, 35 лет. Отношения с Угловым любовные и неискренние. Способна убить ради собственной безопасности».
Вот он, список из одиннадцати подозреваемых. Что с тех пор изменилось?
Прежде всего, скажу самое страшное. Седьмую страницу я могу спокойно вырвать.
Вики Бачуриной больше нет в живых. Осталось десять. И кого-то я, кажется, отмела по психологическим соображениям? Ивана Ивановича Бойко. Да, согласна. Это ни в коем случае не он. Кстати, на время Викиной смерти у него алиби. Еще отмела Владика Капицу. У него не хватило бы выдержки вести себя после убийства, как ни в чем не бывало. Его терзала бы совесть. Правда, теперь я узнала про него нечто новое… Пожалуй, вычеркивать его нельзя. Зато можно — Владимира Владимировича Середу. Весь вчерашний вечер он провел у Лильки. И вообще, не убивал. Не настолько уж я слепа, честное слово!
Итак, осталось восемь человек. Надо подумать о каждом из них. По порядку. Сергей Сергеевич Марченко. Оказывается, положение его более шатко, чем я предполагала. Он явно опасается, что зарубежный заказчик не захочет больше с нами работать. Для Марченко это станет страшным ударом, как материальным, так и моральным. Причем проблемы наши разрастаются, как снежный ком, и то, что раньше прошло бы незаметно, теперь способно вызывать самые плачевные последствия. Неделю назад я полагала, что Сережка — слишком мелкая сошка, чтобы суметь затронуть интересы начальника отдела, а теперь вижу, как ошибалась. Даже бедная Вика сумела их затронуть. В положении неустойчивого равновесия любого толчка достаточно, чтобы произошел обвал. Так что Углов вполне мог стать опасным и лишиться за это жизни. Только… не знаю. Сегодняшнее поведение Марченко, откровенное в своем отвратительном эгоизме, меньше всего свидетельствует о притворстве и желании замести следы. Ни сочувствия, ни сожаления — сплошное возмущение несправедливостью судьбы, убивающей сотрудников в самое неудачное для него, начальника, время. Нет, чтобы месяцем раньше или позже, тогда пожалуйста, а чтоб сейчас… Хотя алиби у него нет. Более того, он просидел весь вечер на работе. Интересно, зачем? Тоже мне, трудоголик! Пожалуй, вычеркивать его не стоит. Возможно, он очень умен и разыграл меня с моей любовью к психологии, как последнюю дурочку.
Николай Андреевич Зубков. Есть ли у него алиби, не знаю. Он уверял, что провел вечер дома. Похоже ли его поведение на поведение убийцы? Трудно сказать. Он не ведет себя никак. Прячется, словно улитка в раковину, за свою перегородку. Хотя нет — сегодня он пытался уговорить меня поменьше болтать перед милиционерами. Впрочем, не он один. Этого хотят все без исключения, так что повода для обвинений тут не наскребешь. Да, еще он уверял, что Вику наверняка убил поклонник. Ну и что? Иван Иванович тоже так считает, а его я оправдала. И все-таки Зубков подозрителен мне необычайно. Вот смейтесь, сколько угодно, но когда его пальцы ласково сжимали мой локоть, я вполне могла представить, что в другой руке он держит орудие, заготовленное для удара. Вечная холодность, прорываемая редкими вспышками, — нехорошее сочетание. Я не вижу весомого мотива для преступления, а, если б он был, ахать: «Нет, Николай Андреевич на это не способен!» — не стала бы. Особенно живо я вижу, как, ударив пресс-папье, он стирает отпечатки — детективы ведь читаю не только я — и кладет камень не на пол, а туда, куда полегче, поудобнее — прямо на тело несчастной Вики. О господи!
Я застыла. Убийца наверняка вытер пресс-папье. Оно было чистым. Потом пришла я, взяла его в руки и переложила. Единственные отпечатки пальцев на нем теперь — мои. Господи, какая же я дура! Сказала ли я о том, что трогала камень, той длиннолицей женщине? Не помню. Скорее всего, нет. Я нашла тело. Я держала орудие преступления. Я задумала еще одно преступление — вернее, не еще одно, а первое. Все я. Юрий Владимирович прав. Только что я могу поделать? Я ведь не виновата. А правда не может навредить тому, кто не виноват. Невиновному вредит ложь. Или нет? Я не знаю. Не знаю и не хочу знать. Не хочу, чтобы посторонние соображения сбили меня с честного пути. Я решилась, а там будь, что будет. Не смей больше думать о себе и себя жалеть, у тебя есть дела поважнее! Кто там следующий в списке?
Андрей Глуховских, моя незаживающая рана, моя наивная ошибка. Предавший семью, предавший друга, предавший меня. Но Сережку он не убивал и в прошлую пятницу был со мною искренен, предлагая помощь, и откровенно рассказал все, что знал. А сейчас он не в себе, задерганный и молчаливый. Он не поддержал Ритину угрозу в отношении меня. Почему? Проснулась совесть? Или понял, что его шикарная штучка — преступница, и теперь он не знает, как поступить? Вчера вечером он якобы был дома, однако я в это не верю. Следил за Ритой? Видел что-то, ее компрометирующее? Бил ради нее Вику камнем по голове? Не знаю.
Анна Геннадьевна Горбунова. Утверждает, будто меня сглазили, и советует позвонить ворожее. Кстати, надо в выходные так и поступить. Из интереса — больно уж все это странно. Еще Анна Геннадьевна советует мне держать язык за зубами и ничего не предпринимать. Боится за себя? Или за кого-то другого? За кого? Кто из нас ей достаточно дорог? Да никто. По большому счету, ей на нас плевать. Вчера вечером была в Гостином. Сомнительное алиби, типа моего. Смерть Вики совершенно выбила ее из колеи. Ей действительно было худо. А для убийцы находка трупа неожиданностью стать не должна. Или я совершила эту находку гораздо раньше, чем предполагалось, и неожиданность заключалась в этом? Не знаю.