Я нервно пробежала глазами список. Итак, снова Рита. К ней присоединю Марченко с Зубковым, поскольку очень хочется. Трое. Анна Геннадьевна, Дольский и Капица в некотором смысле тоже годятся, однако с большими оговорками. Еще трое. Остальные… Юрий Владимирович, например. Ну, если он преступник, мне, слепой дуре, остается только пойти и с горя выкинуться в окошко, потому что такие идиотки все равно на свете не выживают. И вообще, не стоит разбрасываться. Пусть будет трое. Возможно, у двоих из них стопроцентное алиби, и милиция завтра же вычислит убийцу. А возможно, она вычислит меня. Это уж как повезет. Боже мой! Что будет с папой, если меня и впрямь посадят в эту… как там? камеру предварительного заключения! Он с ума сойдет! И мама. Нет, я не буду об этом думать. Я должна верить в справедливость. Если я не буду в нее верить, то она и не наступит никогда. А она необходима. Без нее просто незачем жить.
Спала я плохо, а чувствовала себя утром и того хуже. Слава богу, у меня железное здоровье, и пара бессонных ночей загубить его не в силах. На работу я плелась еле-еле, по сторонам не смотрела, все думая и думая о своем. Не исключено, что случившееся было вызвано именно этим, а не какими-то хитрыми кознями. На эскалаторе метро я почувствовала сильный удар в спину и кубарем полетела вниз. Не буду утверждать, что ударили специально. В часы пик всякое случается. Хотя подобное, несомненно, произошло со мной впервые. Короче, это же время пик меня и спасло. Будь эскалатор пуст, я б прокатилась по всем его ступеням и сломала себе кучу костей. А когда на каждой ступеньке по два человека, не больно-то разлетишься. Я сбила одного, другого, третьего и вскоре нарвалась на крайне устойчивую женщину с огромнейшей телегой. Зацепившись за телегу, я и закончила свое бесславное падение. Моя спасительница сообщила свое беспристрастное мнение о молодежи, которая не умеет держаться на ногах и мешает нормальным людям ехать на дачу, я же встала живая и невредимая. Почти. Левая часть лица жутко болела. Кроме того, в голове жужжала неприятная мысль, заставившая меня прижаться к стенке и сделать попытку рассмотреть спустившихся вслед за мною пассажиров. Легко сказать! Там была такая толпа, что слона-то проглядишь, не то что знакомого, специально стремящегося от тебя скрыться. Поэтому никаких выводов я сделать не сумела.
В то утро к нам в институт опять приехала милиция, причем почему-то совершенно новая. В том смысле, что вчера их было много, а сегодня один, зато другой. Пожилой, лет пятидесяти, невысокий и весьма упитанный. Я считала, таких в органах не держат, требуя хорошей спортивной формы. Хотя его ведь не по крышам бегать прислали, а допрашивать. Он проявил большую вежливость, поздоровавшись с нами и представившись. Звали его Дмитрий Васильевич. Устроившись в кабинете секретарши Марченко, Дмитрий Васильевич принялся по очереди вызывать нас туда.
На сей раз побеседовать со мной не спешили. Я имела возможность долго сидеть за компьютером и время от времени наблюдать в услужливом зеркале, как расцветает под глазом огромный синяк. Синяк окончательно выбил меня из колеи. Если бы решался вопрос о том, стоит ли помещать подозреваемую в камеру предварительного заключения, так достаточно было б глянуть на мое нынешнее лицо, чтобы дать утвердительный ответ.
Коллегам я честно призналась, что упала на эскалаторе. В обычной ситуации это послужило бы поводом для длительной дискуссии, полной сочувствия и юмора, однако теперь всем оказалось не до того. Активнее всех среагировала Анна Геннадьевна. Она ахнула, подбежала ко мне и тихо спросила:
— А у ворожеи была?
— Нет, — ответила я. — Сами видите, других забот по горло.
— Срочно сходи! Срочно! — леденящим шепотом посоветовала она. — Ты видишь? Сглаз, он действует. Сегодня ударилась, а завтра совсем голову расшибешь. О родителях подумай!
— Схожу, — согласилась я. — В выходные.
Обещание мое слегка ее утешило. Больше всего я боялась, что мой синяк заметит Юрий Владимирович. Вот ведь, вчера он поинтересовался, способна ли такая идиотка, как я, добраться до дому, не попав под машину, а сегодня я продемонстрирую ему, что действительно неспособна. Только, слава богу, за целый день он так в нашем секторе и не появился.
Нас по одному выдергивали из-за столов и отправляли на допрос. Первым сподобился этого счастья Иван Иванович. Вернулся он довольно быстро и разочарованно сообщил, что его заставили повторить то же, что и вчера. Он повторил, подписал бумажку, вот и все кино.
Остальные пробыли у следователя подольше, но доложили в точности то же самое. Мне не верилось. Однако задать прямой вопрос я имела возможность лишь одному человеку — Середе. Пытать Андрея было бы глупо, Зубкова — смешно, а Анну Геннадьевну — совершенно бессмысленно. К соседям же я по некоторым причинам идти не хотела.
Словно специально для испытания моего терпения, Владимира Владимировича приберегли напоследок. Непосредственно перед ним страшный кабинет посетил Глуховских и возвратился еще более замученным, чем туда ушел. На подвиг его проводила Рита. Она просидела полдня рядом с ним, откровенно манкируя работой, и что-то нашептывала на ухо. Возможно, давала советы — ее ведь вызвали одной из первых. Меня она якобы не замечала.
Рита оказалась не единственной нашей гостьей. Вскоре после нее появилась Галя. Она пристроилась около Анны Геннадьевны и начала оживленно болтать. В принципе, ничего особенного здесь не было. Когда хотелось отвлечься, все мы нередко прибегали к подобной психотерапии. Легкие сплетни нам, женщинам, полезны до крайности. Тем не менее, я удивилась. Не тот был сегодня день, не та ситуация. Кроме того… Как бы объяснить? Я слышала Галин невинный щебет и видела напряженное, неестественное лицо. Она словно чего-то ждала. В ней было нечто от антенны, готовой принять невидимые людям сигналы. Или от цветка, незаметно тянущегося к солнцу. Это солнце располагалось в том углу комнаты, где шушукались Андрей и Рита.
Я терялась в догадках. Галя… я как-то совершенно упустила ее из виду. А ведь имелась у меня в ее отношении интересная мысль. Да, вспомнила! Давным-давно, на поминках Сережи, она кричала, что я хотела его смерти, что я его отравила. Ни о каком сознательном отравлении, вроде бы, тогда не шло и речи, случайность себе и случайность, а вот она почему-то заподозрила неладное. Почему? И что ее терзает сейчас? Рита и Андрей. Возможно, она, как и я, не доверяет Рите? Вот ведь, последние дни Галя постоянно кидалась на меня, а в данный момент я ей совершенно безразлична. Есть ли я, нет ли — ей глубоко плевать. Она устремлена в другую сторону. Андрей и Рита. С Андреем она знакома много лет. Да, тринадцать. На первом курсе института Сережка с ним подружился и привел домой. Гале в то время было четырнадцать. Он ей, словно второй брат. Словно мне Лилька, наверное? Тогда она должна за него переживать, уж больно он плохо выглядит последние дни. Глаза ввалились, вздрагивает от каждого шороха. Галя пришла оказать ему моральную поддержку, но стесняется Риты?
Андрей отсутствовал дольше всех. Возвратился он, как я уже сказала, еще более замученным, чем ушел. Галя успела кинуться к нему раньше Риты.
— Андрюша, — повиснув у него на локтях, выдохнула она, — ну, что? С тобой все в порядке, Андрюша?
Я не удержалась и кинула на них быстрый взгляд, а Андрей неожиданно его поймал. Возможно, его неприятно поразил мой вид с синяком. Не знаю. По крайней мере, черты его исказились, и он злобно бросил Гале, не сводящей с него умоляющих глаз:
— Да отстань ты! Надоела до чертиков!
Он отпихнул ее, увидел встающую Риту, раздраженно что-то буркнул и, круто повернувшись, выбежал вон. Галя вздрогнула… я всегда считала это словосочетание идиомой, а сейчас его следовало воспринимать буквально… она вздрогнула, как от удара, потом провела ладонью по лицу, словно сдирая с него липкую, грязную паутину, и ушла. За нею, сдержанно улыбаясь уголками губ, ушла и Рита.
«Бедная Галка, — подумала я, и сердце у меня защемило. — Неужели этот дурак не видит, как она его любит?»