— Топрое утро, — сказал большой. — Мы приплыли с э-э…
— С инспекцией от Береговой охраны, — сказал маленький. — От киля до клотика. Экология, ходовая безопасность, надраены ли дверные ручки, — такого рода проверка.
Капитан «Большого Куша» Ганс Шанс устало покачал головой:
— Поинтересней дел не нашлось?
— Та! — возбужденно закричал большой. — Сейчас я мог пы лежать на моя койка ф Маленькая Ислантия и глатить Королефский Михаэль, такой тушистый… уррргх…
— Ничего не поделаешь, капитан, — сказал маленький, потирая локоть, которым он только что заехал по ребрам большому. — Работа есть работа.
— Да, — сказал капитан. — Раз надо, так надо. У вас нос в мазуте, знаете?
— О, черт, — сказал маленький инспектор — это был, разумеется, Кассиан — и вытер нос рукавом. — Пойдемте, Старшой.
— Иту, — сказал большой — а это был, конечно, Старший Механик Кронпринц Беовульф Исландский (низложенный).
И они приступили к подробному обследованию «Большого Куша». Закончив, посмотрели друг на друга, и Кассиан сказал:
— Что скажете, Старшой?
— Итеально, — ответил тот.
— Вот и я так думаю.
В это самое время няня Маргаритка кормила Гарри и Ларри Бурбонских завтраком. Приготовила завтрак Примула — специально для этого случая она была срочно вызвана из особняка Блаа де Клаа. Тут были каши пяти видов, два вида сосисок, великолепный бекон, яйца счастливых кур и разнообразные тосты, пропитанные медом породистых пчел. Поначалу Гарри и Ларри смотрели на завтрак так, словно боялись, что тот их укусит. Но вкуснотища была такая, что в скором времени кусать стали, наоборот, они. Не прошло и пятнадцати минут, как о завтраке напоминали только крошки да гулкое эхо шумных, но вполне объяснимых отрыжек.
Маргаритка умыла детей и провела их в гостевую галерею кабинета мистера Бурбонски. Там шло совещание. Бедные малыши быстро соскучились, но Маргаритка велела им сидеть смирно и аплодировать по ее команде. Сама же тем временем отмечала в блокноте с маргаритками на обложке расположение сейфов. Пит будет очень признателен. Потом они вернулись в детскую, чтобы наскоро перекусить булочками с какао. Дети настолько осмелели, что даже бросили одну булочку, правда, не очень далеко. Маргаритка смела крошки и сказала:
— А теперь мы пойдем по магазинам.
Гарри и Ларри не выразили радости.
— Ну, знаете, покупать вещи…
— Книжки по арифметике? — грустно спросил Гарри.
— И кусачее белье, — печально добавил Ларри.
— Луки и стрелы, — сказала Маргаритка.
— Луки? — сказал Гарри.
— И стрелы? — сказал Ларри.
Маргаритка кивнула.
— И-и-я! — закричали малыши, молотя кулачками воздух. При виде такого безобразия няня Аспид сразу полезла бы в свой вещевой мешок за девятихвостой плеткой.
— А поэтому, — сказала Маргаритка, — сейчас мы пойдем к вашей мамочке за деньгами.
— Деньги, — радостно закричали малютки и снова замолотили по воздуху.
Втроем они сбежали по лестнице.
Мадам Бурбонски с огуречными дольками на глазах возлежала в кресле. Маленькая коричневая девушка красила ей ногти на ногах.
— Вам придется подождать, пока Кончита не закончит с моими ногтями, — сказала мадам Бурбонски.
— Невозможно, — отрезала Маргаритка. — Дети станут беспокоиться. Могут побиться предметы. Ценные вещи. Я не отвечаю за последствия.
— Ах, боже мой, сколько беспокойства! И зачем только заводятся дети?! Ни минуты покоя! — запричитала мадам Бурбонски.
Гарри и Ларри совсем опечалились, бедные малютки, а Кончита показала ломтикам огурца язык.
Маргаритка подмигнула ей, крепко сжала руки малюткам, и те немного повеселели.
— Деньги, — сказала Маргаритка.
— Дела, дела, дела, бесконечные дела, — сказала мадам Бурбонски и, закряхтев от усилий, отодвинула огуречный ломтик немного в сторону. — За картиной Пикассо. Нет, не за этой — за левой. Видишь диск?
— Вижу.
— Шифр — двадцать четыре, двадцать четыре, двадцать четыре. Легко запомнить. Столько мне на самом деле лет.
— Семьдесят два?! — ужаснулась Маргаритка.
— Двадцать четыре! — сказала мадам Бурбонски. — Дура!
— Да, мадам. Как скажете, мадам. — Сейф был набит деньгами и драгоценными камнями. — Сколько можно взять, мадам?
— Не знаю. Горсть, — сказала мадам Бурбонски. — Что не истратишь, можешь принести обратно. Не знаю.
— Да, мадам. Вы очень щедры, мадам.
— Никто не понимает чувств матери! — неожиданно разволновавшись, сказала мадам Бурбонски. Она порывисто села, отчего огуречные ломтики разлетелись в разные стороны: один налево, другой направо. Освобожденная от ломтиков, мадам Бурбонски прежде всего увидела тревожно улыбавшихся Гарри и Ларри.