— Будет, — сказал голос Росшепера. — Я депутат или нет?
— А такой закон есть, чтобы под городом — рассадник заразы? — рявкнул бургомистр.
— Будет, — упрямо сказал Росшепер.
— Они не заразные, — пробормотал фальцетом директор гимназии. — Я имею ввиду, что в медицинском отношении…
— Эй, гимназия, — сказал Росшепер, — расстегнуться не забудь.
— А такой закон есть, чтобы честных людей разоряли? — рявкнул бургомистр. — Чтоб разоряли, есть такой закон?
— Будет, я тебе говорю! — сказал Росшепер. — Я депутат или нет?
«Чем бы их садануть?» — подумал Виктор.
— Росшепер! — сказал полицмейстер. — Я тебе друг? Я тебя, подлеца, выбирал, я тебя, подлеца, на руках носил. А теперь они шляются, заразы по городу. Ничего не могу. Закона нет, понимаешь?
— Будет, — сказал Росшепер. — Я тебе говорю, будет. В связи с заражением атмосферы…
— Нравственной! — вставил директор гимназии. — Нравственной и моральной.
— Что?.. В связи, говорю, с отравлением атмосферы и по причине недостаточности обрыбления прилежащих водоемов… заразу ликвидировать и учредить в отдаленной местности. Годится?
— Дай, я тебя поцелую, — сказал полицмейстер.
— Молодец, — сказал бургомистр. — Голова. Дай я тебя тоже…
— Ерунда, — сказал Росшепер. — Раз плюнуть… Споем? Нет, не желаю. Пошли еще по маленькой.
— Правильно. По маленькой — и домой.
Снова затрещали кусты, Росшепер сказал уже где-то в отдалении: «Эй, гимназия, застегнуться забыл!» и под окном стало тихо. Виктор снова задремал и просмотрел какой-то незначительный сон, а потом раздался телефонный звонок.
— Да, — сказала Диана хрипло. — Да, это я… — Она откашлялась. — Ничего, ничего, я слушаю… Все хорошо, он был по-моему доволен…
Она разговаривала, перевалившись через Виктора, и он вдруг почувствовал, как напряглось ее тело.
— Странно, — сказала она. — Хорошо, я сейчас посмотрю… Да… Хорошо, я ему скажу.
Она положила трубку, перелезла через Виктора и зажгла ночник.
— Что случилось? — спросил Виктор сонно.
— Ничего. Спи, я сейчас вернусь.
Сквозь прижмуренные веки он смотрел, как она собирает разбросанное белье, и лицо у нее было такое серьезное, что он встревожился. Она быстро оделась, и вышла, на ходу одергивая белое платье. Росшеперу плохо, подумал он, прислушиваясь. Допился, старый мерин. В огромном здании было тихо и он отчетливо слышал шаги Дианы в коридоре, но она шла не направо, к апартаментам Росшепера, как он ожидал, а налево. Потом скрипнула дверь и шаги стихли. Он п вернулся набок и попробовал снова заснуть, но сна не было он понял, что ждет Диану и что ему не заснуть, пока она не придет. Тогда он сел и закурил. Желвак на затылке принялся пульсировать, и он поморщился. Диана не возвращалась. Почему-то он вспомнил желтолицего плясуна с орлиным профилем. Он-то здесь при чем? — подумал Виктор. Артист, который играет другого артиста, который играет третьего… А, вот в чем дело: он вышел как раз оттуда, слева, куда ушла Диана. Дошел до лестничной площадки и превратился в пижона. Сначала играл светского льва, потом стал играть разболтанного хлыща… Виктор снова прислушался. На редкость тихо, все спят… храпит кто-то… Потом снова скрипнула дверь, и послышались приближающиеся шаги. Диана вошла, лицо ее по прежнему было серьезно. Ничего не кончилось, происшествие продолжается. Диана подошла к телефону и набрала номер.
— Его нет, — сказала она. — Нет-нет, он ушел… Я тоже… Ничего, ничего, что вы… Спокойной ночи.
Она положила трубку, постояла немного, смотря в темноту за окном, затем села на кровать рядом с Виктором. В руке у нее был цилиндрический фонарик. Виктор закурил сигарету и подал ей. Она молча курила, о чем-то напряженно думая, а потом спросила:
— Ты когда заснул?
— Не знаю, трудно сказать.
— Но уже после меня?
— Да.
Она повернула к нему лицо.
— Ты ничего не слышал? Какого-нибудь скандала, драки…
— Нет, — сказал Виктор. — По-моему, все было очень мирно. Сначала они пели, потом Росшепер с компанией мочился у нас под окнами, потом я заснул… Они уже собирались разъезжаться.
Она бросила сигарету за окно и поднялась.
— Одевайся, — сказала она.
Виктор усмехнулся и протянул руку за трусами. Слушаюсь и повинуюсь, подумал он. Хорошая вещь — повиновение. Только не надо ни о чем спрашивать. Он спросил:
— Пойдем или поедем?
— Что?… Сначала пойдем, а там видно будет.
— Кто-нибудь пропал?
— Кажется.
— Росшепер?
Он вдруг поймал на себе ее взгляд. Она смотрела на него с сожалением. Она уже немного раскаивалась, что позвала его. Она спрашивала себя: а кто он, собственно, такой, чтобы брать его с собой?
— Я готов, — сказал он.
Она все еще сомневалась, задумчиво играя фонариком.
— Ну, ладно… тогда пошли. — Она не двигалась с места.
— Может быть, отломать у стула ножку? — предложил Виктор. — Или, скажем, у кровати…
Она встрепенулась.
— Нет, ножка не годится. — Она выдвинула ящик стола и вынула огромный черный пистолет. — На, — сказала она.
Виктор насторожился было, но это оказался спортивный мелкокалиберный пистолет. И к тому же без обоймы.
— Давай патроны, — сказал Виктор. Она непонимающе посмотрела на него, потом посмотрела на пистолет и сказала:
— Нет. Патроны не понадобятся. Пошли.
Виктор пожал плечами и сунул пистолет в карман. Они спустились в вестибюль и вышли на крыльцо. Туман поредел, моросил хилый дождик. Машин у крыльца не было. Диана свернула в аллейку между мокрыми кустами и включила фонарик. Дурацкое положение, подумал Виктор. Ужасно хочется спросить, в чем дело, а спросить нельзя. Хорошо бы придумать, как спросить. Не спросить, а так — отпустить замечание с вопросом в подтексте. Как-нибудь облитически. Может быть, драться придется? Неохота… Буду бить рукояткой. Прямо между глаз… А как там мой желвак? Желвак оказался на месте и побаливал. Странные, однако, обязанности у медсестры в этом санатории… А ведь я всегда считал, что Диана — женщина с тайной. С первого взгляда и все пять дней… Ну и сырость, надо было глотнуть перед уходом. Как только вернусь, сейчас же глотну… А я молодец, подумал он. Никаких вопросов. Слушаюсь и повинуюсь.