К ночи он добежал до бедной избушки. Избушка до того обветшала, что готова была упасть, да не знала, на какой бок, потому и держалась. Ветер так и подхватывал утёнка — приходилось упираться в землю хвостом.
К счастью, он заметил, что дверь избушки соскочила с одной петли и висит так криво, что можно свободно проскользнуть через эту щель в избушку. Так он и сделал.
В избушке жила старуха со своим котом и курицей. Кота она звала «сыночком»; он умел выгибать спину, мурлыкать и даже испускать искры, но для этого надо было погладить его против шерсти. У курицы были маленькие, коротенькие ножки, и потому её так и прозвали «коротконожкой»; она прилежно несла яйца, и старушка любила её, как дочку.
Утром чужого утёнка заметили; кот начал мурлыкать, а курица клохтать.
— Что там? — спросила старушка, осмотрелась кругом и заметила утёнка, но по слепоте своей приняла его за жирную утку, которая отбилась от дома.
— Вот так находка, — сказала старушка. — Теперь у меня будут утиные яйца, если только это не селезень. Ну, да увидим, испытаем.
И утёнка приняли на испытание. Но прошло недели три, а яиц всё не было.
Настоящим хозяином в доме был кот, а хозяйкой — курица, и оба всегда говорили: «Мы и весь свет». Они считали самих себя половиной всего света и притом — лучшей половиной. Утёнку казалось, что можно на этот счёт быть и другого мнения. Но курица этого не допускала.
— Умеешь ты нести яйца? — спросила она утёнка.
— Нет.
— Так и держи язык на привязи.
А кот спросил:
— Умеешь ты выгибать спину, испускать искры и мурлыкать?
— Нет.
— Так и не суйся со своим мнением, когда говорят умные люди.
И утёнок сидел в углу нахохлившись.
Вдруг ему вспомнился свежий воздух, вспомнилось солнышко, и ему страшно захотелось поплавать. Он не выдержал и сказал об этом курице.
— Да что с тобой? — спросила она. — Бездельничаешь, вот тебе в голову и лезет всякая чепуха. Неси-ка яйца или мурлычь — дурь-то и пройдёт.
— Ах, плавать так приятно! — сказал утёнок. — Такое удовольствие нырнуть вниз головой в самую глубь.
— Вот так удовольствие! — сказала курица. — Ты совсем с ума сошёл. Спроси у кота — он умнее всех, кого я знаю, нравится ли ему плавать и нырять? О себе самой я уже и не говорю. Спроси, наконец, у нашей старушки-госпожи, умнее ее нет никого на свете. Она тебе скажет, любит ли она нырять вниз головой в самую глубь.
— Вы меня не понимаете, — сказал утёнок.
— Если уж мы не понимаем, так кто тебя и поймёт! Что же, ты хочешь быть умнее кота и нашей госпожи, не говоря уже обо мне? Не дури, а будь благодарен за всё, что для тебя сделали. Тебя приютили, пригрели, ты попал в такое общество, в котором можешь кое-чему научиться. Но ты — пустая голова, и разговаривать с тобой не стоит. Уж поверь мне. Я желаю тебе добра, потому и браню тебя; так всегда узнаются истинные друзья. Старайся же нести яйца или научись мурлыкать да пускать искры.
— Я думаю, мне лучше уйти отсюда куда глаза глядят, — сказал утёнок.
И утёнок ушёл. Он плавал и нырял вниз головой, но все вокруг по-прежнему смеялись над ним и презирали его за безобразие.
Настала осень; листья на деревьях пожелтели и побурели; ветер подхватывал и кружил их по воздуху. Стало очень холодно. Тяжёлые тучи сыпали на землю то град, то снег, а на изгороди сидел ворон и каркал от холода во все горло! Брр! замёрзнешь при одной мысли о таком холоде. Плохо приходилось бедному утёнку.
Раз под вечер, когда солнышко ещё сияло на небе, из-за леса поднялась целая стая чудных больших птиц. Таких красивых птиц утёнок никогда ещё не видал — все они были белые, как снег, с длинными, гибкими шеями. Это были лебеди. Испуская какие-то странные крики, они взмахнули великолепными большими крыльями и полетели с холодных лугов в тёплые края, за синее море. Они поднялись высоко-высоко, а бедного утёнка охватила непонятная тревога. Он завертелся в воде, как волчок, Вытянул шею и тоже закричал, да так громко и странно, что сам испугался. Ах, он не мог оторвать глаз от этих прекрасных, счастливых птиц, а когда они совсем скрылись из виду, он нырнул на самое дно, выплыл опять и долго не мог опомниться. Утёнок не знал, как зовут этих птиц, не знал, куда они летят, но полюбил их, как не любил до сих пор никого на свете. Красоте их он не завидовал: ему и в голову не приходило, что он может быть таким же красивым, как они. Он был бы рад-радёхонек, если бы хоть утки не отталкивали его от себя. Бедный гадкий утёнок.