Курицу брать было дороговато — если целиком приготовить, уйдет недельный продуктовый бюджет, если по частям, то нет холодильника, чтобы хранить. Поэтому Шурочка посчитала большим везением, когда ей в ее дежурство по кухне удалось купить в универсаме куриный суповой набор: две лапы и петушиная голова с клювом. Шурочка помнила что-то такое смутное из детства, как мама варила супчик из таких лапок и гребешков. И вроде бы всю голову целиком варила. Шурочка старательно общипала остатки перьев с шеи и головы, как следует промыла лапы и с сомнением посмотрела на жесткие когти. С ними что делать? Вроде бы в мамином бульоне лапы были с когтями. На всякий случай тщательно промыла каждый коготок и загрузила набор в кастрюлю, решив на этот раз готовить на общежитской кухне. Вскипятила, сняла серую пену. Что-то мутноватый какой-то бульон… Ладно, в супе незаметно будет. Так, теперь туда луковицу, одну морковку, три картошки нарезать, горсть вермишели, лавровый лист, посолить… Готово! И понесла кастрюлю в комнату кормить девчонок.
— Что это? — спросила Эльвира, когда из половника на нее уставилась мутным глазом петушиная голова с плотно сомкнутым клювом и скукоженным гребнем набекрень.
— Лапша, — гордо сказала Шурочка, — на курином бульоне!
— А это? — Эльвира уже выложила голову на тарелку и достала вареную лапу. Лапа хищно целилась ей в лицо всеми четырьмя когтями.
— Это ножка. Куриная, — без энтузиазма в голосе объяснила Шурочка, уже чувствуя: ее стряпня не понравилась.
— С ножки нужно было чешую снять и когти. — Эльвира подцепила пленку на лапе, та слезла одним куском. Потом подцепила коготь, тот сполз чехольчиком, обнажив чистое светлое основание. Эльвира поболтала ложкой в тарелке, погоняв в сероватой жиже кусочки картофеля и вермишель.
— Шур, ты как хочешь, но я это есть не стану, я лучше чай попью с булочкой.
— Не умеешь готовить, так и не берись, — откликнулась толстушка Ира Зинченко, которая попробовала ложку Шурочкиного варева и тоже засобиралась в столовую за булочкой.
— Да, а как я научусь тогда готовить, если не буду пробовать! — заспорила Шурочка.
— Ну, вот и пробуй, хоть всю кастрюлю. А мы в столовку пойдем, — подскочила и Леночка, и девчонки втроем умчались в столовую на первый этаж, оставив Шурочку наедине с вареной петушиной головой. Шурочке показалось, что петух смотрит на нее с укоризной.
— Что, и ты будешь критиковать, как я тебя сварила? — Шурочка выловила вторую лапу и пристроила ее к петушиной голове. Теперь композиция на тарелке напоминала картинку на трансформаторной будке «Не влезай, убьет!»: две перекрещенные лапы, и сверху — голова с клювом. Шурочка храбро зачерпнула ложку своей лапши и проглотила ее быстро, как лекарство. Привкус был странноватым. Горчило, пахло какой-то требухой. «Куриный бульон» это варево напоминало меньше всего.
В дверь постучались, в комнату просунулась голова Яши с третьего курса:
— Можно к вам в гости? О, мы как раз к ужину!
— Заходи, Яша, куриную лапшу будешь? — встала из-за стола Шурочка.
— Спрашиваешь! Конечно, буду! Мы тут с Павликом, ничего? И еще Петька со мной!
— Слушай, Яш, а давай я вам кастрюлю с собой отдам! Вы у себя в комнате поедите, а мне потом кастрюлю вернете!
— А с чего это ты такая добрая? — заподозревал Яша и попытался заглянуть за спину Шурочке — что там у нее на столе.
— Понимаешь, я наварила лапши, а девчонки сели на диету, отказываются есть мучное. А сама я всю кастрюлю не съем, не выкидывать же, жалко!
— Зачем выкидывать, не надо выкидывать. Давай сюда свою лапшу.
Шурочка бочком, чтобы Яша не разглядел лапы и голову, придвинулась к столу и развернулась за кастрюлей:
— Вот, возьми!
— А это у тебя что? — Яшка, оказывается, шел следом и разглядел-таки злосчастные куриные останки.
— Мясо… Куриное…
— А мясо себе, что ли, оставляешь?
— Хочешь? Возьми.
Хочу, конечно. Мы его сейчас под сто граммов… — Яша плюхнул куриные лапы и голову в кастрюлю и потащил ее к выходу: — Мужики, живем! Все бы бабы сели на диету!
— Чего это он разорался, — в комнату первой вошла Леночка. В руках она несла пакет с булочками.
— От радости, я ему лапшу отдала, — ответила Шурочка.
— Смотри, как бы он не принес эту кастрюлю тебе на голову надеть, — съехидничала Зинченко, она вошла вслед за Леночкой. — Как выловит лапу с маникюром, так и прибежит говорить тебе отдельное спасибо.
— Не прибежит. Лапы он у меня выпросил вдобавок к лапше. Говорит, под сто граммов хорошо пойдут.
— Да, Панова, такое только спьяну и можно сожрать, — оставила за собой последнее слово Ира, разрезая пополам булочку и обильно смазывая ее яблочным повидлом.
И вот теперь вредная Зинченко опять вспоминает ей эту лапшу!
Глава 3
— М-да, изобилие, — констатировала Эльвира, оглядывая небогатый ассортимент местного сельпо: огромные жестяные банки с повидлом, маринованные огурцы в трехлитровых банках, мешки с крупой и макаронами, желтые слипшиеся конфеты без фантиков, ржавая селедка в корытце, портвейн «Агдам». У другой стены — рядок ватников, шеренга резиновых сапог, оцинкованные ведра, вставленные горкой одно в другое, кучки из лопат и грабель. Отдельно — черенки к ним. После ужина студентов предупредили, что завтра они встают в девять, завтракают и работают на зернохранилище. И девчонки пошли гулять по деревне, знакомиться. Для начала забрели в магазинчик напротив столовой.
— Зинок, мне свешай две селедки, триста грамм «Дунькиной радости», килограмм макарон и «Агдамчику» дай пузырек, — просил толстую молодуху, стоявшую за прилавком, мужичок в коричневом пиджаке, серых полосатых брюках, заправленных в высокие резиновые сапоги, и в светлой сетчатой шляпе в дырочку.
— Петр Ильич, талон нужен, вы же знаете, у меня отчетность.
— Будет тебе талон, Зинуля, будет. Завтра нарисую, принесу, ты меня знаешь.
Мужичок начал сгребать кульки в авоську — ее крупные ячейки расчертили серую бумагу свертков на ровные ромбики. Одна из ячеек пропустила сквозь себя горлышко бутылки с портвейном, и она торчала набекрень эдакой торпедой.
— О, красавицы, здравствуйте, — заметил мужичок девчонок. — Опять нам город лучших девушек прислал! Позвольте вас угостить!
Он пристроил авоську на прилавке и начал разворачивать кулек с липкой карамелью — «Дунькиной радостью»:
— Прошу!
Мужичок протягивал им кулек, оттопыривая мизинец. Шурочка взяла желтую обсыпанную сахаром конфетину, раскусила. Вполне съедобно. Карамель мягкая, начинка из темного вкусного повидла.
— А почему у вас продукты по талонам? — спросила она мужичка.
— Продукты? — не понял он. — Не, не продукты, спиртное по талонам. Уборочная же, сухой закон. Спиртное можно взять только по талонам, талоны выдают в поссовете. Заходите, если что, — подмигнул мужичок.
— А вы директор совхоза? — спросила Лена Голованова и цапнула конфетку.
— Не-е, не дай бог, — рассмеялся мужичок. — Я в поссовете, талоны на спиртное выписываю. Две бутылки красненькой, одна — беленькой в месяц! Так что заходите, если что. Договоримся!
Девчонки вышли на крыльцо и огляделись. Широкая деревенская улица по бокам была с дощатыми тротуарами. Между тротуарами — полоса черной жирной грязи. Грязь была не очень жидкая, и кое-где по ней были проложены утоптанные тропочки, по которым можно было перебраться на другую сторону улицы. Петр Ильич из поселкового совета переходил улицу без всяких тропок, перемешивая грязь своими резиновыми сапогами.
— Да, — протянула Эльвира, — «Путь Ильича». Теперь понятно, почему здесь народ в сапогах гуляет. Сейчас хоть погода стоит хорошая, но представляю, что здесь творится после дождей. Дирекция, я так понимаю, в доме напротив.
Девчонки перешли через улицу — по тропочке, чтобы кеды в грязи не утопить. На обочине дороги приткнулись три ЗИЛа с открытыми кузовами. Над зданием с табличкой «Совхоз „Путь Ильича“, правление» развевался красный флаг с серпом и молотом. Возле крыльца аккуратным штабелем лежали темные полешки. Слева от правления высилась Доска почета с портретами лучших доярок Шурочке запомнилась одна — молодая миловидная блондинка с тонкими чертами лица и темными большими глазами. Она была похожа на актрису, и имя у нее было соответствующее: Ирина Бригг. Мимо девушек простучала каблучками по деревянному тротуару женщина лет тридцати. Она была наряжена в светлый жакет и складчатую юбку длиной чуть ниже колена.