Широкая улыбка, которая вдруг расцветает на лукаво-обаятельной физиономии Боярки, обескураживают меня.
— Да ты не просто девчонка, а самое настоящее чудо, Ди! — подмигивает он. — Обожаю таких прямолинейных. С вами всё так просто, и это кайф. А то женщины обычно такие ранимые, с ними без разогрева не обойтись. Приходится учитывать.
— Я всё ещё жду, — не поддаюсь на его улыбочку и всё-таки скрещиваю руки, восстанавливая шаткое самообладание.
— Ладно, вот тебе откровение без обиняков, — кивает он. — Наши с Тимом матери были проститутками и начинали с самых низов. Между собой они хорошо общались, дружили даже и снимали одну трешку. Нам с Тимом выделили одну комнату в качестве детской. Потом мать Лебеды выбилась в элиту, стала эскортницей и подтянула за собой мою мать, а мы весь этот процесс наблюдали с самого детства… включая длинную череду их клиентов, которые довольно долго шастали к нам в гости и запирались с ними в спальне. При нас за смежной стенкой. И мы оба всё отлично слышали и понимали… Шокирована, Ди? Закрой рот, а то муха залетит.
Молча подтягиваю челюсть вверх.
То, что я только что услышала, в голове не укладывается. Нет, ну теоретически понимание есть, что такой ужас в каких-то семьях может происходить, но встретить лицом к лицу того, кто вырос в упомянутых диких условиях, я никак не ожидала. Это же… уму непостижимо, что в подобном случае творится с личностью ребенка! Раннее соприкосновение с пороком…
Господи, как мерзко.
— На мне это сказалось не так сильно, как на Тимуре, — продолжает Боярка, пытливо глядя своими обычно насмешливыми, а сейчас очень серьезными серо-голубыми глазами. — Моя мать очень скоро нашла себе постоянного покровителя… ну, такого, знаешь, лысеющего, но надежного бизнесмена средней руки… и переехала жить в отдельную квартиру, когда мне было тринадцать лет. Наверное, какое-то просветление в ее мозгах тогда всё же наступило, потому что бурные встречи со своим мужиком она перенесла в гостиницу. И свой подростковый период я провел без… лишней информации об ее интимной жизни. А вот нашему Лебеде не так повезло. Он лет до семнадцати жил с матерью и был в курсе, как она обслуживает клиентов. Потом сбежал из дома и стал жить один, но содеянного с его представлениями о женщинах-то уже не исправить, понимаешь? И это во многом сделало его таким, какой он есть.
— Каким? — тихо спрашиваю я, всё ещё не в силах переварить подробности чужого взросления.
Боярка делает небольшую паузу, внимательно наблюдая за моей реакцией. А затем спокойно отвечает:
— Агрессивным. Избегающим серьезных отношений и непостоянным. Озабоченным… как вы, девушки, любите говорить. Воспринимающим женский пол только в качестве постельной грелки. Насколько мне известно, он и не влюблялся ни разу, да и не верит в существование такого рода чувств. Для него существует только понятие влечения, причем чистая физиология. И тот сорт дамочек, с которыми Тим обычно встречается, никак не противоречит его мнению о том, что все женщины… ну, не проститутки, конечно… но по натуре развратны и готовы отдаться любому достаточно напористому самцу. Видишь ли, он непрошибаемо убеждён, что каждая раздвинет ноги — достаточно только проявить побольше настойчивости и подразнить их материальными благами. И мамаша укрепляла это его мнение все его детство не только поведением, но и аналогичными заявлениями. В итоге так сложилось, что его и самого всегда тянуло к подобным женщинам… до тех самых пор, пока он не познакомился с тобой, Ди.
— Познакомился… да он сразу полез лапать меня за ноги! — бурчу под нос, но после услышанного злость на Лебеду почему-то никак не хочет возвращаться в прежней термоядерной концентрации.
— Он просто не думает, что его манеры могут девушке не понравиться, — пожимает плечами Боярка и со смешком поясняет: — Когда его подружки пищат свое возмущенное «нет», они всегда имеют в виду «да». И без исключения легко сдаются… а потом бегают за ним и вешаются на шею. Так стоит ли его так уж сильно винить за ярлык, который он теперь примеряет ко всем девушкам?
При мысли о том, как шикарные развратные красотки пачками вешаются на Лебеду, а он снисходительно уделяет каждой свое мужское внимание, в груди поселяется тоскливое щемящее чувство.
Ревность?.. Наверное, она самая. Отвратная штука.
— Ладно, — морщусь я, не желая развивать неприятную тему. — Понимаю, что ваша с ним дружба — дело серьезное, но…
— Давай, я расскажу тебе ещё одну короткую историю, Ди, — перебивает меня Боярка. — Такую, знаешь, зимнюю сказочку с образами и метафорами для наилучшего усвоения твоей симпатичной кудрявой головушкой.