Внезапно в салоне машины раздается щелчок.
Широкое водительское кресло отъезжает назад… и одновременно с этим спинка опускается в горизонтальное положение, превращая сиденье в кушетку приличных размеров. Нормальненький здесь апгрейд для такого бабника, как Лебеда! Это у него, оказывается, не внедорожник, а какой-то… аходром на колесах получается!
Ревнивая мысль об этом вспыхивает в сознании всего на одно мгновение, но ее сразу же гасит вихрь мужского напора. Я даже не успеваю задуматься о том, что происходит. Не теряя ни секунды, Лебеда с безумным блеском в глазах изворачивается на внезапно образовавшейся кушетке и опрокидывает меня под себя. Наверняка при этом он задевает свою обожженную спину, но даже не морщится. То ли седативным чем-то в больнице накачался, то ли просто не замечает боли в порыве бешеного вожделения.
Мой сумасшедший…
Упавшая с меня свадебная накидка белоснежным покрывалом окутывает наше импровизированное ложе. И я чувствую обнаженными бедрами гладкий нежный шелк ее ткани, пока Лебеда стаскивает с моих ног джинсы и целует, целует, целует… не позволяя вынырнуть из головокружительного упоения его откровенных ласк. А я лихорадочно помогаю ему, извиваясь всем телом, чтобы выбраться из плена разделяющей нас одежды.
И вот наконец он снова на мне. Так близко. Так волнующе жарко и бесстыдно…
Девственная застенчивость обжигает меня на мгновение беспокойным смятением, но быстро и бесследно растворяется в острой жажде ощутить близость любимого мужчины всем своим телом. И я обнимаю его собой полностью — и руками, и ногами.
Пусть почувствует.
Пусть поймет, что я люблю его самого, а не его раненую красоту, вопреки въевшемуся в его подсознание убеждению жалкой родительницы — Валерии Лебеды. Ведь нам обоим не повезло с матерями… так почему бы не стать друг другу той душевной опорой, которой мы были лишены всю жизнь?
— Ты моя, Ди… ты моя… — жарко повторяет он несколько раз, то ли уговаривая, то ли требуя от меня подтверждения, и я с эгоистичной готовностью соглашаюсь:
— Я твоя… А ты — мой!
Мой ответ заставляет его улыбнуться. Я чувствую эту улыбку в поцелуе, ласкающем мне шею и грудь. Ощущаю в сбившемся дыхании.
Правда, в тот момент, когда Лебеда поддается вперед и выбивает из меня болезненно-сладкий вздох, эту улыбку сменяет удивленная радость.
— Ты и правда девочка… — сдавленно шепчет он с таким благоговейным потрясением, что я не могу удержаться от взволнованно-прерывистого вопроса:
— У тебя что… никогда… не было… девственниц?
Мысль об этом почему-то озадачивает, даже ревность ощущается не так остро. Неужели у него и правда не было отношений ни с кем, кроме опытных любительниц постельных игр?
Он молча мотает головой, задевая мою щëку белокурыми прядями растрепанных волос. Потом глухо произносит:
— Твой первый раз… Я должен был сделать это по-другому. Диана…
Я безжалостно прерываю его легким взбрыкиванием бёдер, и от этого движения у моего невозможно проблемного блондина вырывается низкий стон. А у меня от удовольствия вспыхивают звезды в глазах.
— Продолжай, — шепчу ему в губы. — Я хочу тебя. И люблю. А всë остальное неважно.
Внешний антураж, яркая мишура, красивые слова… это и правда для меня неважно. Потому что настоящую любовь мужчины ощущаешь совсем в других вещах.
В нежной и постоянной заботе от твоем благополучии…
Во властной тяжести взгляда, ищущего тебя повсюду, как нечто особенное и жизненно важное…
В упоительной страсти, с которой он ласкает тебя до тех пор, пока не убедится, что тебе с ним так хорошо, что хочется кричать об этом на весь мир… и лишь смутное осознание того, что вокруг — общественное место, пусть и всего лишь частная парковка, сдерживает тебя от громкого стона восхитительного наслаждения…
А еще любовь мужчины иногда проявляется через расточительное безумство, на которое он способен только ради любимой. И это…
…миллион алых роз, которые я увидела на следующее утро, когда впервые встала с нашей супружеской постели и подошла к окну, чтобы посмотреть на главную площадь.
Алое цветочное буйство заполонило там всë!
— Тимур… — озадаченно зову я, борясь с желанием протереть глаза и подозревая, что у меня что-то стряслось со зрением от слишком долгого ношения дешевых очков. — Подойди сюда. У меня какие-то глюки.
Позади раздается низкий смешок с нотками мужского удовлетворения. И этот звук, как и при первой нашей встрече, по обыкновению напоминает мне мурлыканье умиротворенного ласками кота.