- Я тебе что, дилер, что ли?! - всегда орал на меня Санчес, когда я просил его замутиться. Он всегда всё доставал и всех угощал. Последний раз мы ели с ним грибы за месяц до его гибели. Можно было понять, что он предчувствует свою смерть - но я не понял. Да и что бы это дало? Хотя...
Ты, любимая, была в Крыму с дочкой, беременная сыном. Про Санчеса я сказал тебе только после родов - рожали в Ялте, вместе, без всяких врачей.
- Почему ты не сказал? Мне снился очень странный сон про Сашку. Задолго до того, как всё это случилось... - сказала ты, узнав, что он погиб ещё два месяца назад.
А Кащею ты симпатизировала не особенно. Кащей был человек нелюдимый - не то, что Санчес. Ну, ничего. Однажды мы все вдруг поймём, что являемся всем - и это всё.
Тут я понял, что в один миг оказался... Где?! Всё сияло! Чистое пустое пространство слегка жидкого, медленно играющего радужными красками, света. Я думаю медленно - это из-за недостатка ЛСД. Но я просто дурак. А тут - такое! И ни на какой я не на раскалённой чеченским солнцем броне российского бэтэра, в разбомблённом на миллениум городе Грозном - и не на ночном бруствере отряда спецназа "Ярило", с кинорежиссёром Берсом, оба под чем-то - а здесь и сейчас, вне пространства и времени, какой есть. Будда?! Скорее, демобудда. Конечно, тупо на первый взгляд - обычная химия мозга - но сверх высшая мудрость нахлобучивает и вставляет любого поверх визуальных эффектов, непосредственно личного сердца изнутри. И сам ты тоже как бы внутри сердца. То есть - я. Но здесь очень смешна вся эта концепция: ты, я.
Всё вокруг пронизано ненапряжным, очень ясным светом. Небо сверхчеловеческое - Ван Гог воскрес. Мы находимся в очень красивой местности - на манер крымской, но знаем, что это не крымская. Всюду песок - красивый, искристый, разноцветный местами - на горизонте красные горы, прямо таки марсианские.
Мы - это я, Берс, Кащей, Санчес и рядовой отряда "Ярило". Я с ним не знаком - но знаю, что зовут его рядовой Петров, коротко и ясно. На голове у Петрова каска, он всё-таки спецназовец, в военной форме, но без оружия.
- Невозможно указать на него посредством утверждения, сказав - этим он является. Невозможно указать на него посредством отрицания, сказав - этим он не является. Реальность, неподвластная рассудку - несоставная. Пусть мы найдём убеждённость в окончательном значении! - говорит Берс.
Как только он говорит эти слова - вдалеке, там, где наша нечеловеческая прерия упирается в горизонт, что-то крупное, типа полусолнца, начинает ярко светиться.
- А я вернусь? - спрашивает рядовой Петров.
- Да, - улыбается Берс, - Если, конечно, захочешь.
После этого Берс начинает горловым образом бормотать какие-то заклинания. При этом он мгновенно оказывается сидящим в полной позе лотоса - хотя до этого сидел как-то криво и по-турецки.
Санчес и Кащей ничего не говорят. Они в этой местности чувствуют себя своими. Санчес курит бодрый джойнт, передаёт его Кащею, тот возвращает ему.
- А мне? А Берсу? - спрашиваю я их.
- На вас местный не подействует, - отвечает Санчес.
- А кто мне голову приделал? - спрашивает рядовой Петров.
- Мы приделали, - говорит Кащей, - А что, жмёт?
- Да нет, вроде... - Петров смущённо улыбается и трогает свою каску.
Берс прекращает бормотать свои заклинания, мы тоже перестаём болтать. Зарево на небе уже большое-пребольшое.
- А я захочу вернуться? - спрашивает рядовой Петров Берса.
- Только когда поймёшь, что тебе некуда возвращаться, - объясняет Берс.
- Нет, - испуганно мотает головой рядовой Петров, - Я этого лучше понимать не буду.
Я с Кащеем и Санчесом общался без слов. От Берса я знал, что такое промежуточное состояние, по-тибетски бардо - а ни, судя по всему, непосредственно переживали этот опыт в данный момент. Кащей, к примеру, мысленно говорил мне, что я - вернее все мы вместе - это то ли человек из будущего в прошлом, то ли человек из прошлого в будущем, в любом случае речь идёт о вневременном скачке.