- И здесь на помощь приходит машина, - сказал я, - Монитор отклонения.
- Это можно называть как угодно, - кивнул Берс, - Но в результате люди не живут, не умирают и не перерождаются как следует. И это обидно. И ни у одной религии нет основополагающего доверия к существам, каким оно должно быть на самом деле...
- Мне бы твоё доверие к существам... - сказал я.
- Это придёт... Само собой... Ну, я пошёл спать. Ты только никому ничего первым никогда не говори. Только на третий вопрос. Хорошо? - сказал мне Берс напоследок.
- В третьей мировой выживут только параноики. Хорошо, могила...
Берс глубоко вздохнул с чувством навсегда отменённого долга и отправился в палатку. Я последовал за ним, думая о Кармапе, короле йогов Тибета, и о том, не обзавестись ли мне учителем и не плюнуть ли на собственное эго? По всему выходило, что так и надо. А иначе хер ведь выберешься из этой Внутренней Ичкерии, где бы ты ни был, и кто, и бесцельный ад лишь между твоими ушами и рёбрами, в сию самую секунду.
27.
Бой с нами каких-то неизвестных - скорее всего, чеченов, или каких заезжих ваххабитов - точно закончился. Всё стихло, мы покинули штабную машину и осмотрелись. Из придорожных канав вылезали бойцы - те, кто не укрывался за бэтэрами и грузовиками, и не так отчётливо отражал пулемётную атаку с пятиэтажки, как это могло бы хотеться какому-нибудь толковому командованию. Зюзеля нигде не было видно.
- Ну, пошли, посмотрим, кто там у нас "двухсотый"... - сказал Акула, сплюнул и закурил.
- И два "трёхсотых", - добавил Влад.
- Явно не мы! - с каким-то вызовом громко сообщил Контрразведчик.
Радоваться было нечего. Мы шли смотреть на труп - во главу нашей броневой колонны, где на фугасе подорвался бронетранспортёр. Какие ещё могли быть версии мощного взрыва? Обычная засада на День Независимости - когда ставки на фугасное мясо наиболее высоки. Выше только на 23 февраля - день депортации Сталиным всех чеченов и ингушей в Казахстан. За то, что подарили Гитлеру белого жеребца - так объяснял мне один безумный дервиш во время штурма Грозного, при Ельцине с Дудаевым.
Поскольку наша штабная машина была в колонне предпоследней - идти нам пришлось метров триста, мимо семи бронемашин и нескольких грузовиков. Это были КАМАЗы с броневыми бортами, набитые "баклажанами" - каким-то ОМОНом. Вот кого мы, оказывается, охраняли, в авангарде и арьергарде, во время поездки на эту бессмысленную операцию. Я тут же понял, что "баклажаны" и Царандой - это близнецы братья на порогах войны. Но это ничего не меняет. Что вообще за операция для дебилов? "Баклажаны" весь бой в полном составе отлежались в канаве, а теперь стояли у своих машин и курили, возбуждённо обсуждая, что вообще такого с нами произошло.
На середине дороги нам попался Зюзель. Его "Конвас" стрекотал - он снимал, как на четвёртом этаже пятиэтажки женщина в платочке заливает с балкона водой из ведра горящее соседнее окно. Никакого окна, в сущности, не было, да и стену вокруг разворотило.
- Я ж говорил, что по пятиэтажке вертолёт ракетой захуярил! - сказал Влад, - Или, это ты, Акула, говорил?
- Четвёртый этаж... - отозвался Акула и выкинул бычок.
Отвлекать Зюзеля от работы никто не решался. Но тут он и сам перестал снимать, выключил камеру и обратил на нас внимание.
Берс, не расстававшийся с "Бетакамом", под прищурено улыбающимся глазом Зюзеля моментально начал снимать ту же сцену - но тут женщина убежала за новой порцией воды.
- А там что? - спросил Блаватский Зюзеля, указывая вперёд, на место взрыва.
- Фугасом БТР подорвали, - Зюзель пожал плечами, - Снимать всё равно не пускают...
По его расслабленному удовлетворённому лицу было видно, что этот хищник сегодня без добычи не остался.
Женщина снова прибежала на свой балкон с новым ведром воды и продолжила героическую борьбу с огнём.
- Да хрен с ней, не снимай... - сказал Зюзель Берсу, - На телек это не пропустят, а на плёнку я уже снял.
Берс выключил "Бетакам".
- Кто "двухсотый"? - спросил Зюзеля Акула.
- Который из люка торчал, - сказал Зюзель, - Осколок ему полголовы отрезал. Ударился сзади об крышку люка, за его спиной, срикошетил и прямо под каску, в затылок.
- Не мучился... - сказал Блаватский.
- А кто у Гоги из люка торчал? Может, он сам? - рассуждал Акула.
- Типун тебе на язык, - грубо оборвал его Влад, - Мы идём или нет?
И мы все пошли вперёд, к подорванному бэтэру.
Я вспоминал свои плохие предчувствия. Какого хрена нас погнали через этот грёбаный Аргун, на День Независимости? Независимости от мозгов, чести и совести, что ли? Из-за этих мудозвонов неизвестный мне человек потерял голову, натурально.