- Не важно. Главное, как они провоцировали? - уточнил Влад.
- В основном спрашивали на блок-постах: "Слушай, у тебя мать, отец есть, нет? Почему без денег тела не отдаёте? Почему их экскаваторами закопали и нам не говорят - где?" На драку напрашивались. У одного ингушского парня в багажнике даже был помповик - но нас ни разу не досматривали. У второго тоже наверно был. На второй машине за нами немецкое телевидение ездило. Потом в Азербайджане я был, во время тамошнего периода военных переворотов. Потом Чечня началась - ещё за год до войны. Там постоянно какие-то столкновения между своими проходили, помнишь? Лабазанов, Гантамиров, Сулейманов...
- Ни одного не помню, меня ведь там тогда не было, - сказал Влад, - Я же не смотрю телевизор, не читаю газет. Только своими глазами. Ты про опыт рассказывай. Самое интересное.
- Это книги не хватит, - сказал я, - Романа, а то и собрания сочинений.
- Хорошо. Дальше потом дорасскажешь, когда сам захочешь. Опиши лучше - как изменилось твоё сознание? В двух-трёх словах? После всех этих военных приключений?
- Сознание? Ну... Как? Понял, что я не я. Что всё вокруг шире меня. Увидел себя со стороны. Ведь не случайно я потом начал экспериментировать с психоделиками, оценивать те ощущения. И ту ночь под бомбёжкой. И ту собаку, глодающую кисть трупа старика, и тех вооружённых чеченцев, ищущих шпионов по домам в районе, где я жил под бомбёжками несколько дней в чеченской семье, сидя в подвале за разговорами со стариком, которого выслал Сталин, а теперь сын подарил ему пистолет, чтобы его уже никуда не вывезли, а освободили от жизни в смертельном бою. Там я научился различать запах смерти. Не только внешний запах, но и соединяющийся с тем, что изнутри. Необычная такая хренотень, ни с чем не сравнимая - кроме некоторых наркотиков. Кстати, это ведь мой собственный запах. Как и всё остальное, я умираю с самого рождения. Как и все. И ничего такого в этом процессе нет, кроме ощущения некоторой несвежести.
Я закурил сигарету и выпил.
- А что окружающие люди? Они становятся другими, когда возвращаешься? Как если бы ты вернулся из космоса, вот я о чём... - ещё спросил он.
- Ну... После первых разов, по возвращении, люди казались мне злостными дебилами, неприятными в общении и в быту, кроме отдельных алкоголических страдальцев. Но потом я научился ценить то, что Берс и прочие буддисты называют законом кармы. Какая хорошая карма у людей, не видевших войну, не попадавших в эти неприятные ситуации. Как им повезло быть вдали от этой поганой суеты, ежесекундно круче зубной боли изматывающей твою единственную психику, угрожающую тебе обрывом единственной важной связи со всем интересным. В результате, мне кажется, я научился ценить мир по-настоящему. Свой, и вообще. В мире, в котором я стараюсь жить, нет, и не может быть войны. Несправедливой, разумеется.
- Всё равно скоро снова будет... - вздохнул Влад, - Ох, блядь, справедливая...
- Потому и будет, чтобы не было... Ну, лехаим.
И мы выпили, чокнувшись, по последней. Хотелось прогуляться по базару, да и вообще - поменять базирование, посмотреть архитектуру, мирных людей, от которых даже мы, киношные проходимцы, всего за неделю в Ханкале успели как следует отвыкнуть. По крайней мере - ваш непокорный слуга Архип.
- Неприметной тропой пробираюсь к ручью... Где трава? Где трава? Где трава высока, там, где заросли кущи... - напевал Берс негромко себе под нос, когда мы ходили по базару, жадно впитывая народные колориты Северного Кавказа.
На глаза попалось такое же чучело чёрного ворона, выряженное в мини-экипировку ОМОНа - как подарили на день рождения Гоги, только, кажется, тот экземпляр был покрупнее - и с такой же точно гравировкой на подставке: "Не делай добра, не получишь зла. ОМОН". Я подумал, какое добро сделал Гоги, что остался без правых руки и ноги - наверное, какое-нибудь сделал. Чёрт. Эта херня не имеет не малейшего отношения к действительности - почему я воспринимаю её как заветную скрижаль? Вот и все скрижали таковы - одна сплошная дуалистичная ложь. А правда в том, что сегодня руки-ноги и голова целы, а завтра, может быть, уже и нет тебя, целиком или частично. А есть только чучело этого ворона, погибшего за чужое, довольно мрачное, но, вроде бы, вполне человеческое чувство юмора.