Всё творческое вроде как было нами обговорено в воздухе и до, так что мы расслабленно погрузились в иной, кавказский, воздух и благоприятный климатический обволакивающий контекст - таинственный как паранджа и отталкивающий, как похороны волшебника Мэрилина Мэнсона.
Первое, на что я обратил внимание - окраска и форма местных голубей. Они вели себя точно так же, как московские - но это были другие птицы, полностью наоборот, что было заметно даже моим невооружённым глазом человека, далёкого от орнитологии, как кремлёвский олигарх Дерипаска далёк от моего практически полностью вменяемого участкового Дерипаско.
Офицерский городок представлял из себя нескончаемую в сумерках аллею облупленных фанерных домиков. Мы с Зюзелем заспорили, сколько домиков можно прошить одновременно одной очередью, и смотря из чего? Пустых домиков - об этом спорить мы не стали.
Берс тем временем быстро нашёл язык с местными вояками и выяснил расположение и расписание офицерской бани.
- На обратной дороге! - подмигнул он, докладывая нам об этом.
Я был уже почти трезвый, но всё равно не сразу его понял - сначала спонтанно подумалось о некой "кровавой бане".
Насчёт харчей тоже не мешало бы разведать - но никакого ординарца для этих целей к нам приставлено не было. Что ж, это демократично и вообще в нашем духе. Мы бы его споили и скурили, и он получил бы выволочку - а так никто не пострадал.
Мы немного поспорили промеж собой, стоит ли дорогущую, кроме старика "Конваса", кино-видео аппаратуру доверять замку этой хлипкой двери, ведущей в конуру без единого полностью застеклённого окна. Ночь обещала двадцать пять градусов тепла, не меньше, и букет самых очаровательных запахов, которые только могут быть в горах. В результате на аппаратуру более-менее плюнули - всё-таки мы не какая-нибудь там команда Кусто. Кое-кто говорит, будто сей водоплавающий старик ради красивого кадра умел превращаться в изощрённого живодёра морских глубин, обливавшего кислотой осьминогов на палубе, чтобы пошевеливались. Кто знает? Море не шутит - заметил бы на это Берс. Но поднимать такую ужасную тему на поверхность не хотелось - природа вокруг взывала о райском спокойствии и бессознательном блаженстве за гранью добра и зла. Никакого моря поблизости не было - было только ледяное горное озеро, в котором нами решено было искупаться на обратной дороге. А не сейчас, на ночь глядя, да на голодный желудок.
Зюзель каждые пять минут сморкался в платок - сказывалась питерская закалка, реагирующая на климатический комфорт обратными эффектами приболоченной психосоматики. Вот москвич - он, понятно, ебанутый человек с холмов. Если на него летит машина - он не отскакивает, как иные, а замирает, чаще всего навсегда. Такова незримая статистика существования генетических ответвлений - одни волосатые самцы повели свои гаремы на равнину, в междуречья, а другая ветвь самцов выбрала себе для размножения пересечённую местность.
Итак, доверив дорогущую аппаратуру абстрактным понятиям офицерской чести, мы отправились на огни столовой, которые поманили нас как бы сами собой. Не столовая, так, буфет, или даже просто ларёк, обязательно с алкоголем - хоть что-нибудь должно было обеспечить нам достойное отхождение ко сну.
Столовая оказалась самой настоящей, советской - с огромными картинами, нарисованными прямо на стенах неизвестными ратных дел стеномазами. Подлодка всплывает в шторм, самолёт режет облака, пограничник с собакой стоят у полосатого столба с дощечкой "СССР". Поднять дух эти творения не могли - скорее, они отводили его в сторону, в безопасное укрытие, где можно было бы переждать вакуумный взрыв начальственных прорывов в космическую бесконечность милитаризованной империи долбоёбов.
На парапете у столовой стоял самолёт - что-то вроде первого сверхзвукового истребителя. Судя по размерам - его модель один к двум, склёпанная из подручных металлов неизвестными мастерами наглядной службы. Той, без которой не обходится ни одна армия - задолго до старинных иероглифических трактатов китайского военного мыслителя Сунь Цзы. Не хватало скальпов, ожерельев из вражеских клыков, засушенных отрубленных членов и вечных жертвенных огней - чтобы окончательно конвертировать уже ныне не такой и трудоёмкий процесс убийства себе подобных в бытовую расслабуху ветеранов и гражданский покой их трусливых сограждан.
Очень скоро я обнаружил себя и своих спутников за столом, накрытым белой скатертью. Несколько солдат подавали на стол - салаты из свежих овощей, порции яичницы, варёные яйца под майонезом, какие-то сухари, водку в графине, морс с отдельными ягодками в кувшине из стекла, а также много хлеба с кубиками масла. Сидящий перед нами толстый, возможно, полковник любезно пригласил нас выпить и закусить.