- Подъём в шесть утра, ребята, - устало вздохнул полковник, - Отбой. Бельё вам выдали? Сейчас распоряжусь.
Нам очень быстро выдали бельё. Берс и не думал идти в эту свою офицерскую баню, как мы его не подначивали дебиловатыми шутками.
- Баня на обратной дороге, - отвечал он, улыбаясь, - И купание в озере.
- В отряде своя баня должна быть, - уверенно сказал я.
- Кровавая... - буркнул Зюзель.
Хотелось спать, мечталось о косяке. Я достал из сумки очередную папиросу, и мы вышли на улицу. Зюзель курить с нами пока не хотел - он вообще в последнее время отчего-то стал не любитель ганджи, предпочитая добрую старую выпивку.
Когда я вышел с косяком на воздух - вышедшего ранее туда же Берса нигде не было. На улице стрекотали цикады, в озере неподалёку давали свою ораторию десятки лягушек. Где-то тарахтел трактор или ещё какая-нибудь хрень. Я зачем-то ждал одиночных выстрелов со стороны гор, хотя и не специально по нам - но их не было. Луна на небе наблюдалась на три с лишним четверти полной.
"Вот будет прикол, если полнолуние совпадёт с Днём Независимости..." - подумал я.
А после обошёл наш домик по часовой стрелке и увидел загадочную картину.
Берс сидел на земле в позе лотоса и негромко издавал странные гортанные звуки. Приглядевшись, я увидел в метре от него какой-то предмет, оказавшийся при более внимательном рассмотрении трупом птицы. Кажется, голубя, из местных. Судя по его размеру - но в темноте я не был уверен, что это не какая-нибудь местная сорока.
- Хрии-и... Хрии-и-и... Хрии-и-и-и... Хик! - говорил он над ней, сначала с придыханием, а в конце вдруг резко, как при игре в гольф. Но очень негромкий гольф.
Зрительным дном я увидел вокруг мёртвого тельца птицы какое-то свечение, явно фотонной природы. Я с детства вижу свечение вокруг разных объектов - отчего живое иногда кажется мне неживым и наоборот. Так случилось и на этот раз.
- Берс? Я тебе не мешаю? - спросил я.
Берс встал на ноги.
- Нет, каким это образом? - сказал он, - Я её в Чистую страну отправил. Животные, они мало весят и почти не думают, поэтому их легко...
Мы отошли от птицы и закурили косяк.
- Значит, ты помог этой мёртвой птице улететь сознанием прочь отсюда, куда-нибудь, типа, где получше? - поинтересовался я у Берса.
- Ну. Где без эго - только сознание прётся, и всё.
- А человеку такому же сможешь помочь?
- Такому же? - усмехнулся в темноте Берс.
Шишки плотно накатывали на мои лобные доли, и грядущий сон касался моего сознания своим межгалактическим масштабом. Вселенная. Это она бросила меня, бросила меня сюда, бросила здесь. Но чем тогда она лучше смерти? Это было уже неважно. Единственной задачей, которую мне оставалось решить, была следующая - понять, не является ли всё происходящее со мной последствием той самой контузии зимы девяносто пятого? Полученной в период штурма Грозного, при неудачной попытке выстрелить пьяным из гранатомёта РПГ в направлении Луны? Выстрелить получилось, громко и с ужасной неожиданной отдачей - от которой я отлетел метра на два, упав на спину и хрястнувший кобчик, а также треснувшись головой о грозненский асфальт.
Хозяин частной гостиницы, в которой жили иностранные журналисты, пытался вымогать с меня тысячу баксов за причинённый его недвижимости незначительный ущерб. Какой ущерб? Оказывается, я уже вчера стрелял на этом же самом месте из автомата и прошил короткой очередью дверь гостиницы. Этого я не помнил. Меня скрутили лютые чеченские парни - типа сыновья владельца гостиницы. Платить было нечем. Я гнал обычную чушь, и вскоре от меня отстали без особого насилия.
А через два дня, когда моя контузия уже ушла с поверхности внутрь сознания, гостиницу раздолбали ракетами русские вертолёты. Иностранцы дисциплинированно прятались в подвале, никто из них не пострадал.
Зачем пьяный боевик, с поначалу показавшимся мне странным именем Сервер, дал мне свой РПГ, я всё ещё не помню. Наверное, на спор, или для понта. Но целился я точно в Луну, потому что больше целиться мне было некуда. Я собственно, кроме этой Луны, забавного имени чеченца и грохота выстрела из гранатомёта, оглушившего мой разум и уши, вообще ничего и не запомнил.
И уже гораздо поздней, в московской психушке имени Кащенко, когда меня пытались реабилитировать - а на самом деле я просто тайно перекумаривался после длительного полинаркотического запоя - мне объяснили, что я серьёзно травмирован. Причём с самого детства.
Это показала крупно отпечатаная энцефалограмма моей бритой налысо головы - с большой серебряной английской булавкой в левом ухе, которой всегда так удивлялись шахиды Дудаева и Басаева. Черепушку из хирургической стали я вдел в ухо гораздо позже.