"Хокку пьяный в канаве лежит - по дороге грохочут японские танки..." - это из него, из раннего.
- Я не пью, - сказал Берс, когда я позвонил ему и ненавязчиво позвал в бар Дома журналистов, называемый в народе попросту "гадюшник".
Оказалось, что он не пьёт любой алкоголь, причём уже семнадцать недель, отмечая каждый день карандашом на кухонной стене. Я вспомнил, что примерно столько мы и не виделись - с какой-то презентации в Доме Кино.
- Анашу ты тоже не куришь? - поинтересовался я.
Анашу Берс как раз в этот момент и курил. Деньги у него тоже были, и он пригласил меня к себе в гости, причём на такси.
Я обрадовано сказал, что буду через час, похоронил дохлого таракана в кадке с беспонтовым кактусом, оделся в свой боевой наряд - недвойственные кеды, красный и синий, жёлтые джинсы, чёрную футболку с длинными рукавами, расписанную флюорисцентными грибочками - вышел из дома на дорогу и поднял руку.
В остановившихся старых битых "Жигулях" сидел то ли калмык, то ли бурят. А может вообще монгол? Он не спросил у меня цену, а просто пригласил присаживаться.
- Полетаева! - сказал я, - Кузьминки!
Мы поехали. Парень оказался из Тувы. Мало того - когда мы вышли на тему тамошнего гашиша, он, как говорится, сражу зе угостил меня тамошним гашишом. Ну не совпадение ли? Это ли не знаки удачи?! Да и ручник у него оказался ядрёный, душистый и мягкий, такой, который сам всё за себя говорит.
- Это у вас живого буддийского ламу откопали? В смысле, не живого, а нетленного за семьдесят лет? - поинтересовался я, когда мы зачем-то ехали по Садовому кольцу.
- Не-а, - сказал узкоглазый смуглый парень, с которым мы так и не назвали друг другу своих имён, - Это в Калмыкии. А у нас старики говорят, что зря он живым то остался. Сознание надо отпускать. Кому нужен труп, когда сознание не свободно?
- Да? А я слышал по ОРТ, что он специально своим потомкам пример показал. Чтобы вдохновить, всё такое...
- Пример чего? Неправильной медитации? Или чтобы трупу поклонялись? Они и так от водки тупые - а тут ещё это...
- А почему бы не поклоняться трупу? Ну, в самом себе? Мы же все потенциальные трупы. И что значит - поклоняться? Неважно ведь - труп или не труп... Бля, а ведь и вправду хороший гаштет. А то все вокруг - гидропон, гидропон... Природа возьмёт своё! Да... И где бы такого брать постоянно?
- Не вопрос. Слушай, ты ведь москвич? А правда, что Путину делают инъекции стволовых клеток?
- Да хрен его знает, чего ему там делают. Ты на Лужкова посмотри. Чистый младенец.
- Но это ещё ладно - вон, в Китае вообще варят супчик из плаценты, причём уже много тысяч лет, - сообщил он мне.
- Да ладно! Хотя... У них ведь и политика людоедская, что внешняя, что внутренняя. Потравят весь мир, никакой войны не надо.
- Так и есть... Муравьи ненасытные...
Так, болтая ни о чём, мы доехали до Кузьминок.
- Ом мани пеме хунг! - сказал я. Меня так Берс научил. Тут он сам вышел из подъезда и с теми же самыми словами расплатился.
Шофёр приложил ко лбу сложенный ладони, бибикнул четыре раза и умчался прочь.
- После Чечни поедем снимать в Туву, - сказал я Берсу, когда мы входили в квартиру, - Знаешь, каким гаштетом меня накурил этот туземец?
- У меня всё есть, - спокойно сказал Берс, - После какой Чечни? Ладно, давай я сам тебя сначала как следует накурю. Ты, мне кажется, с глубокого похмелья? Как хорошо, что я бросил пить! Может, ты тоже бросишь?
Я не возражал. И насчёт Чечни я тоже сразу знал, что уговаривать не придётся. Дураков-то нет.
Уговаривать не пришлось. Сначала мы как следует раскурились, в тишине и клубах дыма кухни, стены которой были исписаны придуманными рунами, а также буквами языков санскрита, тибетского и английского. Я подумал, что из-за Чечни Берс опять не закончит свой полнометражный киносценарий, который переписывает уже лет двадцать, а придумывает вообще с детства, как и положено классику.
- Берс, а когда ты впервые в жизни написал что-то осмысленное? - спросил его я.
- Вчера, - сказал Берс, - Измена похожа на верность.
- Что это?
- Новое название моего полнометражного киносценария.
- Слушай Берс... Он ведь про войну? Помню, ты что-то такое рассказывал? Ты же всю жизнь это сценарий пишешь? И даже снимал кусочек, вроде как, в Питере. Это он?
- Он, он. Про вторую мировую, - сказал Берс, - Ты же читал третий вариант, Архип. Ещё предлагал диалоги расписать... Но ты пьяный был, и я тебе это отсоветовал... Там, короче один эсэсовец, племянник барона Унгерна, уезжает в Тибет. Чтобы не видеть войны. И тут - китайские коммунисты на парашютах. Надо было все перевалы взрывать, но его не послушали... И тогда он взял английский пулемёт и надел на шею амулет воинственной народности кхампа...