- Алоха, Гавайи! - приветствовал его я.
- Гавайи, Алоха! - отвечал он.
Чтобы догнать меня, Гарри сразу взял нам графинчик на поллитра нормальной "конины".
- Ты же за рулём? - привычно удивился я.
- Лехаим! - сказал принц Гарри.
Мы чокнулись и бухнули.
Из всех моих друзей принц Гарри проще всех относится к алкоголю, деньгам и наркотикам, а также и ко всему остальное, что сопутствует такому мировоззрению. Оно ему не нужно, всё остальное. Только женщины - а уж алкоголь, деньги и наркотики, это как получится. Принц Гарри не замечает быстротечной сансары полудурочных менеджеров, которые подчиняются его клану - сам он пока лишён рычагов управления финансовыми потоками за легкомыслие в женщинах, алкоголе, деньгах и наркотиках. За своё легкомыслие он даже не посвящён в объёмы этих финансовых потоков - но не страдает. Иногда мы говорим с ним об этом. Его вселенная - борьба шизофрении с паранойей. О правилах такой борьбы он знает абсолютно всё - и даже может объяснять их полоумным, вроде меня, по нескольку часов кряду, за наркотиками и алкоголем. Если есть деньги, и нет женщин, которым о правилах такой борьбы лучше ничего вообще не знать.
- Все арабы в Шарм-эль-Шейхе редкие уроды! - сообщает принц Гарри, - Но вообще Египет чарует, какое-то время. Я вообще впервые на востоке. Если б не арабы. Гашиш - двадцать долларов десять грамм. И какой гашиш?! Сразу становится понятно, почему дайверы постоянно тонут, а египтяне на моторках вечно их в море то забудут, то потеряют. По десять человек за сезон, а то и больше. Что им там - Симеиз?
За наркотики принца Гарри дважды депортировали из Соединённых Штатов Америки, где он учился то ли на топ-менеджера телекоммуникационных систем, то ли на телережиссёра - уточнять принц Гарри не утруждался. В Москве, будучи мажором, он большую часть времени кутил, или не слишком удачно пропихивал по своим мажорским связям идеалистические инвестиционные проекты. Мы познакомились случайно, в одном маргинальном кабаке - и с тех пор всегда сверяли курс нашего общего движения к тотальной финансовой и социальной независимости.
Отец Гарри был микроолигархом средней крупности, но со связями среди культурной элиты. Гарри был его единственным сыном. Так что в последнее время наш общий курс лежал в сторону большого кино. За что мы и выпили по второй.
- Ну, рассказывай, - сказал Гарри, - Зачем и почему ты туда едешь. Кстати, раскуриться есть?
Только тут я вспомнил, что Берс дал мне грамм завёрнутого в фольгу первоклассного гаштета. Маленькая металлическая трубочка была при мне всегда. И тем и другим я незамедлительно поделился с Гарри, и он, уверенной походкой ватерполиста из юношеской сборной конца восьмидесятых годов, направился в туалет.
Время шло медленно. Скоро пятнадцать лет, как я наблюдаю большинство окружающих меня здесь субъектов. Кто-то появился раньше, кто-то позже. Я здесь пью примерно со времён Карабаха. Да нет, даже с путча августа 1991-го. Раньше бар был лучше, теперь он стал хуже. Десять лет назад здесь только и разговоров было, что о войне - кого ранили, кого чуть не убили, кто с бодуна оступился в свежераскопанную яму массового захоронения. Кто падал вместе с вертолётом, кто пьяный опоздал на рейс, кого уволили и кому подняли зарплату. Какая война была интереснее, и в чём они все одинаковы.
Много лет я тоже предавался здесь одним лишь воспоминаниям - но сегодня чувствовал себя свежачком. Здесь уже многие давно никуда не ездили, устав и разочаровавшись. Я же вовремя покинул журналистику и ушёл в свободное плавание по медийным волнам, где, в тихих заводях мечут метафорическую бриллиантовую икру для бедных сознаний, спящих в скученности и безопасном экранированном тепле личного мира вне главных новостей.
Прекрасная возможность вылезти наконец-то из болота, в которое я сам себя погрузил, усыпляя танатологические порывы сединами зрелости, созерцая свой весёлый личностный распад, да и просто созерцая. И так, послезавтра я лично буду там, где особенно интересно - потому что я всегда так поступал. Плыл по течению к водопаду и не рыпался. Молчал, улыбался - но иногда прорывало, конечно. Пробивало на агрессию. С какого, мол, хуя? Ну, это простительно - я ж обычный человек. Просто всё время не понимал - чего меня постоянно увольняют? Я что, правил каких-то не выполняю? Иерархических краеугольных кирпичей с глазами не чту особыми ритуалами? Смотрю не так? Субординация подкачивает? Ну, могу набухаться, высказаться резким образом, нахулиганить где ни попадя, эдаким чёртом - а кто не может? Кто не хочет? Я тоже уже не хочу - но поздно. Я уволен окончательно из пирамиды холдингов нефтедолларовых эквивалентов глобалистической беспечности.