- А похоронный обряд? - поинтересовался Гарри.
- Сейчас... Что касается похоронного обряда чеченов, то он сложен ещё менее, нежели обряд брачный. В рот, глаза и уши умершего кладётся, обыкновенно, вата. Одна из присутствующих женщин поёт надгробную песню. Потом тело везут на кладбище. Могила уже готова, умершего кладут на правый бок, обращая головой по направлению к западу. Мулла берёт заранее приготовленный кувшин с водой и три раза поливает из него в могилу, в головах умершего, и тут же быстро отходит. Считается, что как только вода коснётся покойного, он тут же оживает на мгновение и спрашивает, зачем его оставили тут лежать одного. И тот, кто услышит этот голос, навсегда остаётся глухим. Так что все быстро отходят и ничего не слышат.
- Везука... - вздохнул Гарри, - Короче, злой чечен ползёт за Терек, точит свой кинжал. А ты всё знаешь. И ничего не боишься. Я тоже так хочу... Ладно. Ну что, мутиться будем через брата моего?
- Разве я сторож брату твоему?
- Или сразу по кабакам пойдём?
- И параллельно будем мутиться?
- Почему нет?!
- Значит, на ход ноги?
Мы в мгновение ока допили коньяк и погнали. Предварительно ещё раскурились прямо на улице, перед входом, у памятника военному-журналисту, присевшему с лейкой и блокнотом у разбитой колонны рейхстага, напоминавшей типовой кусок гаштета типа "грифель".
Как сказал зачем-то мне однажды народный депутат совдепа, известный кинорежиссёр с говорящей фамилией - "правды о Чечне никогда не будет". Переговоры насчёт полнометражного проекта у нас с ним прошли успешно - но по получению от меня киносценария он сказал, что я не уважаю старших. По ходу, какой-то у него в голове конфликт отцов и детей. "Как я это отдам Юрию Михайловичу Лужкову? - расстраивался он, - Я же просил, мне нужна смесь "Рэмбо" с "Коммунистом". А у тебя ну просто цирк какой-то..."
У меня и взаправду пол фильма эсэсовцы и сталинские спецназовцы сильно дружат, выпивают, находят общий язык. А в финале главный герой, порождение сталинской пропаганды, открывает, наконец, глаза на истину - на войне люди мочат других людей не за хрен собачий, а за немного различающиеся варианты одного и того же рабства и лжи. И герой, умирая, хотя и ставит спиной вертикально порушенный врагами пограничный столб с аббревиатурой "СССР", предсмертно отстреливаясь из двух шмайсеров - такая уж установка заказчика - но мотивация у него при этом "против всех", а не за кого-то конкретно. Потому что он так и не может весь фильм разобраться, кто же всё-таки пристрелил его любимую собаку, немецкую овчарку, беззащитную, в вольере, на заставе, при паническом бегстве - немцы или энкавэдэшники? Короче, экзистенциальная трагедия о войне вообще. Но им-то надо мозги промывать - лужковцам там всяким, чтобы у них мёд не отнимали. Хорошо, хоть маленькая толика народных денег попала в руки приличному драматургу - то бишь мне. Но вообще тот юбилейный бюджетный кинопроект про 22 июня 1941 года так и не состоялся. А хули? У меня оба деда через войну погибли, да ещё один дед-отчим умер от осколка в сердце, когда мне было пять лет. И сам я на войнах бессмысленных побывал - так что пусть меня всякие депутаты партии власти не особо лечат, придурошные слуги моего деградирующего народа. В любом случае, аванс за сценарий пришёлся очень кстати - я на него относительно долго и абсолютно спокойно отдыхал с семьёй в Крыму, и правда меня ничуть не волновала.
А сейчас я был в Москве, готовился отчалить в Чечню, и напрочь забыл, слушая по радио песню Володи Высоцкого, куда мы с Гарри гоним на такси - но тут же вспомнил. С того света Высоцкий пел нам про военных лётчиков, прошибая на мужскую скупую слезу о счастье, что у нас, мужчин, есть такое впиралово, как война, и как при этом жаль женщин и детей:
"Для меня не загадка их печальный вопрос
Мне ведь тоже не сладко, что у них не сбылось
Мне ответ подвернулся - извините, что цел!
Я случайно вернулся, вернулся, вернулся, вернулся -