- Завтра же поедем на зачистку... - твёрдо пообещал Зюзель и стал проверять кинокамеру "Конвас" на предмет её боеготовности.
- Ты сам-то курить будешь? - спросил я Зюзеля.
Тут в палатку вошёл мужик в необычной военной форме - с бородой, в тельняшке и в лётных очках на лбу - и сразу уставился на мой косяк, который я гордо осматривал на скудно пробивающемся в палатку солнечном свете.
- Бодрый джойнт... - оценил моё произведение вошедший мужик, - А чемодан где?
- Под кроватью... - сказал я ему, - А что?
- Привёз всё-таки Акула, не обманул... - мужик расплылся в улыбке, - А ты зачем сразу военную тайну выдаёшь? Первому встречному?
- Да разве ж это тайна? Чемодан с баблом... Про него все всегда всё знают... - сказал Берс.
- А сам Акула ушёл к командиру, договариваться о нашем телевизионном интервью... И потом - вы же не первый встречный... - добавил я формально.
- О-кей, парни! - слегка подумав, радостно сказал мужик, - С приездом! Никто вас тут не ждал, так что все обрадуются. Тем более вы прилетели одновременно с нашей заработной платой... Которую, суки кремлёвские, задерживают, блядь, иногда... Боевые наши, так сказать... Индексированные на этот раз, надеюсь, соответственно росту ВВП и ценам на чёрное золото... Ну, так я позже загляну. Доктор я, если что. Так меня и зовите. Если понадоблюсь... Но лучше чтобы не звали. Я сам к вам приду, в нерабочее время. Как там Москва, побазарим? Ну, лады. Да прибудет с вами сила!
И он стремительно ушёл прочь из палатки.
- Вроде как один из персонажей нашей будущей фронтовой документальной саги, - сказал Зюзель, улыбаясь и закуривая простую сигарету, - Акула говорил, он был военврачом у Баркашова в Белом Доме, уходил через подземные коммуникации.
- Ну. Старина Хэм. Много трупов перебинтовал... - тупо вякнул я, заканчивая гордое любование косяком, - Знаешь, сколько у него, небось, индивидуальных боевых аптечек с обезболивающими антишоковыми релаксантами последнего поколения?
- В отличие от вас всех я служил в обычной советской армии, так что лучше многих понимаю, что здесь к чему, - сказал Зюзель, - Вот увидите, местный командир мыслит здраво. Обычный работяга, из органов. Кого ещё на такую геморройную работу поставят? За людей отвечать? Жил, жил, вдруг раз, война, он и стал кумекать чего-то. Книжки начал читать, по стратегии и тактике...
- Ты это знаешь? - спросил Берс - Или фантазируешь? Из каких органов? Мы все из органов - почень, печки, сердечный сфинктр...
- А может он, как этот... Ну, который... Улитка ползёт по лезвию бритвы... - вспомнил я Марлона Брандо в "Апокалипсисе Нау" и того потерявшего маму полковника, с которым мы пили вчера и летели на вертолёте сегодня.
- Учти, вопросы командиру будешь задавать ты, - строго сказал Зюзель, - И не такие, как этому полковнику. Попроще. Для простых людей...
- Ладно. Мы пойдём накуримся - вот и появятся вопросы...
И мы с Берсом быстрее пошли из палатки на воздух. И я даже постарался ощутить в себе внутреннюю Ичкерию, на уровне психосоматики... Но понял только, что давно и прочно захвачен одной лишь ей, так что абстрагироваться некуда. Ну, разве что через искусство слова... Но это тогда уж точняком командиру не сгодиться, он же из органов...
Наш лагерь - всего палаток не более двадцати, то есть человек на двести-триста, как я, наверное, уже раньше считал, ну и чуток уже подзабыл - был обнесён особыми рвом и валом. Но не для войны - скорее для внутреннего распорядка и сохранения коммуникативных сегментообразующих прайдов из отдельных глупых, смятённых, пьяных, страдающих, переживающих и просто мечтательных людей в военной форме, частично весёлящихся или в шоке.
Где-то среди этого разнообразия форм и видов, в специальных под и надземных блиндажах, скрывались предельно референтные и потому почти как настоящие, альфа-самцы - с утилитами времён тотальных войн между нациями-государствами конца девятнадцатого и середины двадцатого века включительно.
Какого хрена в третьем тысячелетии после нашей эры столько людей вообще собираются на такой территории, одеваются в одну для всех форму одежды и думают разом об одном и том же мудозвонски закрученном наебалове? Что ещё в их жизни случится интересного? Может быть, уже ничего?
Сейчас, в военном лагере федералов на равнинной Чечне, мы с Берсом шли в сторону ближайшего рва и вала. Отряд наш дислоцировался на краю лагеря - дальше были только минные поля. Перепрыгнули через ров, и присели на вал, спиной к отряду. С одной стороны перед нашим взором тянулись фиолетовые горы. С другой, в отдалении, виднелись развалины города.