И он засмеялся смехом давно не курившего, и вдруг неожиданно сильно накурившегося дворового хулиганистого балбеса, лет четырнадцати.
Я внимательно его слушал и видел, как довольно вдалеке Зюзель и Берс снимают какие-то широкие панорамы из военного быта, перебегая с места на место в поисках выигрышных позиций.
Мы пошли в их сторону - слегка отклонившись от прямого маршрута, чтобы навестить животных, с которыми мне, после информации Старины Хэма и накурки, уже вообще не терпелось познакомиться.
Обожаю животных. Манипулировать на расстоянии их сознанием весьма познавательно - но ещё круче выкинуть всё из собственной башки и наблюдать, как это конкретное животное символически там играет, демонстрируя высшую радость естественностью абсолютно грациозных движений. Особенно клёво это выходит со змеями - по крайней мере у меня. Наш с любимой дрессированный тридцати пяти сантиметровый ужик Фридрих был с нами одно целое, в смысле психики - пока не совершил зловредный, но поучительный побег из нашей съёмной квартиры через унитаз в никуда. Это была твоя версия. Это ты разрешала ему ползать, где придётся, и даже высаживала из рукава куртки на столик "Макдональдса", к ужасу затурканных девочек-уборщиц пубертатного возраста. Ты угощала его молочным коктейлем - но этот гад не оценил и уплыл навсегда. Тоже мне символ мудрости. Глупо всё как-то у нас с тобой получилось со временем. Или обычно? И вот теперь я в Чечне, а ты в Крыму. Бой в Крыму, всё в дыму, ничего не видно. Доберусь я до вас, наведу конституционный порядок. Вас трое там, любимых, а я один - не считая коллег и спецназовцев. Кого тут любить? В прямом смысле? Остаются алкоголь, наркотики и наблюдения за сущностями этого без меня ничто. Непрекращающийся внутренний монолог - вот что отличает графомана от писателя. Знать бы ещё, кто через что относительно чего и куда это отличает? Ладно, будем смотреть по деньгам к полтиннику. Судя по Берсу... Но он же не писатель, он кинорежиссёр. Это ж сколько денег надо на каждого такого непризнанного гения? На его дебют? А ещё и Зюзель? Им ведь обоим надо по полмиллиона баксов, чтобы раскрутиться. То ли дело - мы, писатели. Всё скромно эдак, со вкусом, экологически безопасно. Через сто лет - уже в школьной программе. Экзаменационные билеты.
"Роман "Гадом буду. чеченские хроники" - как первый русскоязычный этно-имморальный роман начала третьего тысячелетия, по-христианскому летоисчеслению... Образ замполита Акулы на фоне разжигания межнациональной и межрелигиозной розни... Проблема легализации лёгких наркотиков в романе через образ оператора Берса... Поручик Блаватский и тема границы между светом и тьмой в понимании рядового состава отряда спецназа "Ярило"... Психология Хельсинского синдрома, или синдрома заложника, на войне, в любви, сексе, наркомании и творчестве - через образ Архипа..."
Гадость какая. Хотя почему - ничего, прикольно, и где-то даже загадочно. Пусть будет ещё и практикум - факультативно. Для самых продвинутых индиго-детей...
По дороге к свинье доктор не прекращал болтать и делать всяческие предположения о сути нашего бытия - видимо, ему давно хотелось поделиться хоть с кем-нибудь из людей своего интеллектуального круга наблюдениями за происходящей вокруг действительностью. Можно было представить его одиночество - в смысле разницы мотиваций с окружающими боевыми товарищами. Он единственный тут был обязан спасать людей от смерти, а не наоборот. Хотя как посмотреть.
Он рассказал, как его занесло к Баркашову, зачем ему татуировка кельтского креста на левом предплечье, зачем майору Владу на затылке татуировка инь-янь, зачем вообще татуировки воинам. И что им давно не привозят свежего интересного кино, и что как показали на Новый год Бондарчука с "9-й ротой", так больше и не балуют новинками путинской пропаганды.
Доктор вообще был скорее нацболом, чем баркашовцем - и он сам тут же отзеркалил эти мои соображения, рассказав, почему нацболы это просто какой-то дешёвый спектакль, где вместо оплаты актёры получают мазохистское удовлетворение.
- От таких балбесов система только крепчает... - согласился с ним я.
Когда мы нарочито проходили мимо суки Виолетты, эта рыжая толстая псина с приплюснутой мордой - как будто у неё под носом взорвался лилипутский учебный взрывпакет - проковыляла ко мне и попыталась сделать так, чтобы я об неё споткнулся. Я сделал вид, что никогда не падаю, а потом почесал её за ухом.
Теперь мы шли навещать хрюшку втроём, и железное кольцо на другом от Виолетты конце цепи со скрежетом скользило за нами по ржавому железному тросу.