- А сапёры куда смотрят? Где новейшие разработки? Сейчас же ультразвуком можно любую хрень со ста метров подвзорвать?
- Ну! Только эти разработки известные всем пидарасы давно уже в Сирию продали. Нам не досталось... - вздохнул замполит, - Сапёры с собаками и приборами должны, конечно, эти фугасы искать, да не всегда ищут... А иногда их самих убивают, в том числе снайперы... А мы потом устраиваем зачистки. И упреждающие зачистки устраиваем. Вообще мы ведь внутренние войска - в отличие от армейских мы имеем право проверять документы, для чего нам приходится входить в контакт с местным населением. Короче, завтра поедем в Грозный, сами всё и увидите.
- А зачем мы поедем в Грозный? - поинтересовался я, - На упреждающую зачистку? Или чтобы духам были бонусы?
- Ностальгия там, у некоторых... Ладно, пошли. Всё, небось, уже готово. Даже Разведчику шифровку передали - может, среди ночи приползёт... Жаль Контрразведчика нет... Вот кто мастер подбухнуть! Не то, что Влад. А ещё майор называется. Про Блаватского я вообще молчу - он у нас просто какой-то бог войны. На одном, блядь, адреналине. Я как себя поставлю на его место, так мне сразу крышу сносит...
Судя по тому, каким тоном Акула всё это рассказывал, было ясно, что главным мастером подбухнуть в расположении части всё-таки был он сам.
14.
Я уже задумчиво гулял один, без доктора, вдоль бруствера, вспоминал этих несвободных китайских официанток - Настю, Лену, Надю, Любу, ещё нескольких таких же юных, лет по шестнадцать, раскосых черноволосых красавиц - курил простую сигарету и вдруг начал вспоминать, неожиданно, тот случай на станции Лозовая, в горячо любимой мною Украине. Когда меня, вышедшего из вагона-ресторана ночью на деревенскую станцию покурить косячок, принял наряд тамошних ментов, сработавших обонянием. Трое суток продержали меня в обезьяннике. Отпустили, конечно - у меня с собой была чеченская аккредитация "при администрации помощника президента РФ". Ничего, что просроченная года на три - но связываться им с товарищем Ястржембским не захотелось. Траву, скоты - ладно, ладно, молодцы - так мне и не отдали. От денег в виде ста долларов, умники, тоже отказались. Такие гордые хохлы. Объяснил им, что еду в Крым к жене и маленькой дочке - а скоро у меня ещё и сынок народится. И что в институте имени Кащенко на меня навеки заведено обширное дело, избавляющее свободолюбивого автора от любой ответственности за будущее наших добрососедских стран. Поржали.
Но, возможно, что меня, как всегда, выручила записная книжка:
"Чечня объявила террор -
Русский, дай отпор!
Наши ребята гибнут в Чечне -
А чёрные рожи пируют в Москве!"
Это четверостишие я накануне выезда из Москвы в Ялту списал со стены в вагоне метрополитена - для использования в каком-нибудь киносценарии или книжке. Хохляцким ментам оно как бы понравилось - но, возможно, что и подгрузило, вызвав ответную реакцию. Через трое законных суток в "обезьяннике" - объявив мокрую голодовку и потравив чеченские байки прибывшему по мою харизму наркотическому киевскому следаку, я вышел на свободу, как и следовало ожидать. Недальновидный следак - надо было сразу отпускать. Чего уж тут героев мучать? Потом мы с хохляцкими ментами пошли в привокзальный ресторан, я угощал, и, за два часа до поезда, бесплатно наболтал этим иноземным спецслужбам целый океан эксклюзивной информации по внутреннему и внешнему распиздяйству моего родного соседнего государства. Расстались мы с ними, как мне показалось, почти приятелями. Если бы моя трава была у них - они бы мне её отдали. Но её наверняка уже скурили нижние чины.
Особенно смешные менты попадались мне в метро. Однажды, заполночь, я, обдолбанный, но трезвый, сидел на корточках на станции метро "Комсомольская", ожидая прибытия состава - и заметил боковым зрением приближающиеся ко мне справа ментовские штаны и два ботинка. Поднимать голову я не стал - она и так была где её положено, смотрела на приближающуюся чужую обувь. Ботинки остановились в двадцати сантиметрах от моих кед и какое-то время стояли ровно, хотя их владельца слегка пошатывало.
- Ты знаешь, кто так сидит? - услышал я, наконец, сверху голос, желающий казаться грозным и спокойным. Я поднял голову и увидел пьяного в дупелину мента. В его руках была авоська с детским питанием и длинной французской булкой, фуражка сбилась слегка набекрень. Глаза его довольно сильно подёрнула алкогольная пелена, но мысль о тех, кто сидит так же, как я, держала его сознание на поверхности социальной бытовухи.